Анатолий Махавкин - За дверью
— Паш, котик, хочешь жить в большом светлом дворце? — Ната запустила пальцы под его куртку, — огромные кровати, везде ковры, хрусталь, слуги, по первому зову, а? И мы все, словно господа…
— Почему же, словно? — Галя сорвалась с места и прошлась колесом по комнате, — когда пойдём?
— Да хоть сейчас, — меня крайне забавляла мысль о веселящемся Орляте, даже не представляющем, как его судьбу может изменить прихоть взбалмошной девицы, — пойдём все. Все, я сказал! Илья, слышал? Я не стану тебя ни к чему принуждать, но присутствовать ты будешь.
— Я понял, — он угрюмо кивнул, бросив на меня недобрый взгляд, — только, на кой хрен тебе это нужно?
— Боюсь, заскучаешь, в одиночестве. Пошли, — сказал я и поднялся.
Никто не возражал. Девочки, хоть и стали излишне самостоятельны и даже крайне самоуверенны (так мне казалось), почти всегда выполняли мои приказы без лишних споров. Если я и применял ту странную интонацию, которая вынуждала их беспрекословно подчиняться, то происходило подобное нечасто.
— Идём, идём, мой бородатый пусик, — Наташа игриво щекотала бороду угрюмого Паши, который вцепился в свой кинжал, будто тот был способен спасти его от неведомой опасности, — сейчас твоя девочка устроит небольшой бада бум!
— Это обязательно? — негромко поинтересовалась Ольга, — до сих пор мы не очень то афишировали своё присутствие. Может стоит оставить всё, как есть?
— Думаю, твои подруги с тобой не согласятся, — на слове: «Подруги» она презрительно фыркнула, — ладно, ладно. Тем не менее, я с ними согласен: пришло время выйти из тени.
— Не боишься?
Я задумался. Боюсь? Последнее время само это понятие, незаметно покинуло сознание, оставив лишь бесконечную эйфорию от собственной силы и неуязвимости. Ольга просто не знала, как часто мы с Галей и Наташей просто, без всякого повода, нападали на стражников, любуясь их бесполезными попытками насадить нас на свои железяки. Зрелище воистину уморительное, поэтому мы совсем не торопились убивать несчастных придурков. Иногда мы их даже отпускали.
Нет, мы не боялись ничего.
— Кого? — спросил я, — Оль, перестань, мы уже давно возвысились над этим стадом, осталось лишь показать баранам, кто мы есть и чего заслуживаем.
Галя, прислушивавшаяся к нашей беседе, показала мне большой палец, а Оля озадаченно нахмурилась. Похоже, у неё возникли определённые возражения, но девушка решила оставить их при себе. Разумно. Почему-то, последнее время, любое противодействие вызывало у меня дикое бешенство и желание немедленно прикончить оппонента.
Мы покинули дом и смрадный ветер поздней весны хлестнул по лицам, взъерошив волосы. Весна в Лисичанске оказалась немного лучше зимы и значительно хуже лета. Когда толстая корка снега и льда начала медленно сползать в канал мириадами грязных ручейков, помимо чахлой травы и раздолбаной мостовой на белый свет появилось и ещё кое что.
Трупы. Много трупов. Чертовски много мёрзлых мешков с костями, оставшихся незамеченными зимними сборщиками падали. Тепло сменило холод очень быстро, поэтому вонять начало сразу же. Если к омерзительному запаху людей мы уже успели привыкнуть и приспособиться, то этот смрад преследовал нас повсюду. Вроде бы, прошлым летом, так не воняло. Остаётся надеяться.
Мы остановились у канала. Галя с Наташей тут же устроили пикировку, обсуждая, как лучше добираться до места назначения. Если прислушаться к спору, станет ясно: кто и где чаще гуляет. Галина предпочитала аристократический район с ровными ухоженными улочками, красивыми палисадниками и садами, а главное — с патрулями, отлавливающими голодранцев, осмелившихся проникнуть на глаза элите. Наташу же, обычно носило по каким-то тёмным углам, притонам речных пиратов и прочим злачным местам. То ли слабый аромат риска волновал её, то ли просто нравилось ставить на место зарвавшихся мужланов.
— Думаю, пойдём по Галиному маршруту, — сказал я, поразмыслив (Галчонок тут же показала язык оппонентке), — коль мы собираемся вливаться в местную аристократию, ни к чему красться по всяким помойкам.
Пока девочки препирались, Илья и Паша взошли на каменный мостик, переброшенный через канал и теперь рассматривали тёмную воду неспешно несущую всякий мусор: обломки дерева, нечистоты, гнилые листья и трупы животных. Вода канала была зловонной и грязной, точно местные подворотни и горожане не рисковали купаться в её смрадных волнах. Однако рыбу ловили и ели. Думаю, большая часть болезней была связана именно с этим.
— Такое ощущение, — Илья потёр лоб и с тоской взглянул в низкое хмурое небо, — словно всё было по-другому. Никакой грязи, никаких трупов на каждом шагу и люди другие — чистые, светлые…Словно пытаюсь ухватить, а оно ускользает, просачивается через пальцы…
— Не получается, значит? — с угрюмой иронией осведомился Паша и покосился в нашу сторону.
— Иногда получается, — грустно пробормотал Илья, — как будто я в кинотеатре, а там показывают фильм про меня.
— Угу, кинотеатр, — покивал Паша, криво ухмыляясь, — гляди-ка, ещё чего-то помнишь. Я недавно Наташе попытался пересказать одно кино, так она долго морщила лоб, а потом посоветовала меньше в кабаках всякой сивухи глотать.
Забавная беседа. Фильм, кинотеатр — слова показались мне смутно знакомыми, но смысл их был непонятен, хоть я и видел некую связь между ними.
Канал разделял весь Лисичанск, пересекая, как Мокрый район, так и Район Роз. Другое дело, аристократическая часть была ограждена от остального города высокими воротами, тщательно охраняемыми стражей. Воришки, желавшие попасть в закрытую часть, проникали внутрь по воде. Туда же бросали их изуродованные тела, после того, как палачи завершали свой нелёгкий труд.
Но мы же не какие-то отчаянные ребята из подчинения Ножика или его ближайшего конкурента — Святоши. Нам ни к чему прятаться в тени и нырять в зловонную воду.
В ближайших кварталах нас уже успели хорошо запомнить. Кому-то мы были известны, как компаньоны Ножика и некоторые оборванцы, босяцкого вида, при встрече, подмигивали и закладывали кулак правой руки под мышку левой. Большинство видело группу дворян, скрывающихся от гнева Медведки в здешней глуши и торопилось сорвать шляпы с голов. Гале это чрезвычайно нравилось, а Наташу и Ольгу лишь веселило. И наконец, существовала ещё одна группа жителей, которые всерьёз подозревали нас в связи с нечистой силой. Священник местной общины, напрямую звал нас упырями и слугами дьявола, призывая святого орла изгнать демонов обратно в преисподнюю.
Этот святоша, отец Дубосклон, плотный человечек небольшого роста, обычно ходил в окружении оборванных психопатов, заглядывающих ему в рот, в надежде отыскать истину между редких чёрных зубов.
