Дмитрий Володихин - Полдень сегодняшней ночи
Один – простая тварь из людей, точнее из бандитов. Три года назад он получил две пули в череп и очнулся на семьсот сорок первом пропускном пункте Королевства, забыв земное имя и оставив червям кладбищенским земное тело. Его протестировали и признали пригодным к службе в иерархии. Это, почитай, большое везение. Изо всей партии в триста душ только он, да одна лукавая бабенка получили шанс. Прочие пошли на «детали». Бабенка, впрочем, отказалась по неведомым женским причинам и отправилась туда же. Сорок дней занял процесс метаморфии… Как больно! Глубинная сущность взламывала временный облик и формировала новое физическое тело. Он получил в итоге собачью морду, от которой и пошло новое имя, чуткие ноздри и металлические когти на руках… Эти шестерки аж с ума посходили: «С первого раза! С первого раза – такой арсенал. Поразительно!» Песья Глотка поинтересовался, что такое второй раз, и получил обнадеживающий ответ: «Когда опять кони двинешь». Глянул в зеркало, и сердце зашлось. Уши – человеческие, лоб человеческий, волосы на голове – человеческие, а вот ниже глаз… Бульдог бы позавидовал! Песья Глотка прижился тут совсем неплохо. Лычки у экс-бандита все росли-множились, полгода назад он получил два черепа на погоны – лейтенант… А что? Житье не кислое. Если поставить себя, как положено. Служба – ничтяк, тихая, дежурный офицер на заставе у Периметра. Вчера в штаб заявился этот дрищ столичный… полковник гвардии, а в таком прикиде! Давай инспектировать, давай совать нос не в свои дела. Старый упырь Лепет, начальник штаба, велел хоть задницу начальнику вылизать, но чтоб тот довольным уехал. Правда, оказалось, нормальный мужик. Поставил даже: «Местное не пью. Обделен богатырским здоровьем…» Его эта бормотуха тоже здоровья, вишь, не прибавляет…
Зато второй собеседник – само изящество. Невысокий, тонкий, гибкий. Молодая смуглая кожа, каштановые кудри, пухлые губы, сложенные в ироничной усмешке, большие глаза со зрачками странного фиолетового оттенка и миндалевидным разрезом… О!О! Такой вот разрез лучше генеалогического древа подтверждает замечательную архаичность рода. Чуть ли не протерозойность рода… Туника свежего травянисто-зеленого цвета, пестрая повязка за голове. Кожаными шнурками к повязке прикреплены серебряные колокольчики. Сладкий звон вторит каждому шагу. Вечно он являлся в общественных местах в зеленой тунике и с бубенцами. Так и заработал имя Зеленый Колокольчик. Конечно, закон есть закон: все, кто служит Главному оппоненту за порогом смерти, должны отличаться от людей. Хоть немного. Если б снять с Зеленого Колокольчика левую сандалию, явились бы на свет божий мизинец и безымянный палец, сросшиеся одной фалангой. Но этого не видно под кожаными ремешками. А так, красивейший мужчина. Одним жестом умеет он взволновать женское сердце. Но… в общем и целом не совсем мужчина. О нет, дело не в отсутствии специфического инструментария. Никакого отсутствия, напротив, очень внушительное присутствие, мастерски задрапированное складками туники. Однако не может считаться мужчиной создание, которое не человек. Рожденное нечеловеком и встретившее первую свою смерть в обличии, совсем не похожем на человеческое. Его имя – Зеленый Колокольчик – последнее из 616 обретенных имен. Его облик – один из 308, дарованных для жизни в пределах Воздушного королевства и самый удобный из трех, дозволенных при перемещении в Срединный мир. Зеленый Колокольчик метаморфирует одним усилием воли, мгновенно и безболезненно. Конечно, он выбрал себе чин и должность, подходящие для инспекции, но его служба в иерархии выше чинов. Он пятидесятый черный апостол в верхней номерной пирамиде, на самом, можно сказать, острие… Его истинное имя и есть – Пятидесятый. Последний из номерных, Шестьсот Шестьдесят Шестой, мог перстом послать миллион Песьих глоток в огонь. Сотый отправил бы мысленным приказом. Что ж делал тут фальшивый инспектор Пятидесятый?
– Стой, кто идет! – окликнули обоих.
Госпожа преисподняя-2
10 июня, вечный вечер
– Бабушкин компот! – рявкнул лейтенант.
Песья Глотка пригляделся. Тут, у самого Периметра, всегда полутьма и… как бы дымка. Рай для тех, кто любит щуриться. Что за чума там копошится? А Зеленый Колокольчик ему:
– Да это брат твой. И одна изысканная барышня вместе с ним.
– Мохнач, ты? У, р-рожа, – по инерции Песья Глотка злился, потом радовался – братан в порядке, не натворил ничего, раз в карауле… и только через несколько мгновений испугался. Это такая особенная история, как он вытащил братишку из проклятой провинции Костежуй-III, битого-ломаного, да еще не в очередь и не по чину нагло записал капралом пограничной стражи. А что, в шестерках братка ходить будет? Или он тут сам не за бугра? Байду не гоните, тут все за своих держатся. Но история вышла очень особенная, о ней сказ – в другое время. Из местных один Лепет, старый жадный волчище, знал о том, кем приходится Песьей Глотке Мохнач. Что лейтенанту светило за эти художества, бес его знает, может, кандей на год, может принудработы в забое у гномов… пожизненно, а может и мясные стружки. Такие дела. И вдруг Колоколец этот, Бесе помилуй, разузнал. А если тихо так, полкану задрипанному, из столицы, руки-ноги…
– Даже не думай. Ни-ни, – дружески улыбаясь ответил на его дельные планы Зеленый Колокольчик. – Обслужишь меня по первому классу, я тебе скажу, что и как сделать, тогда все останется между нами. Только не упрямься…
Этот огрызок даже не смотрел на него. Конечно, у Песьей Глотки остались серьезные вопросы. Потр-роха волчьи! Надо б разобраться… Р-р-р-р… И тут Зеленый Колокольчик все-таки глянул на него. Краем глаза. На миг лейтенант почувствовал себя камнем. Натурально, булыжником. Вражина легонько толкнул истукана, и Песья Глотка почувствовал, как все его тяжкое каменное тело рушится в полный рост. Бесе! Сейчас же плоть отмерла, но пришлось лейтенанту сделать широ-окий шаг вперед, не падать же…
– Я все понял, хозяин. Прочно всосал. По первому классу. Обслужим. Как родного. Только слово скажи, когти вылижу!
– Ну, до этого дело не дойдет. Да и когтей у меня нет… в нынешней ипостаси. Здравствуйте. Вечный вечер.
– Вечный вечер, – ответствовал ему мелодичный голосок. Из полумрака на освещенную площадку перед постом вынырнули двое. Часовой и еще одно создание, гораздо более благообразное. Видимо, обещанная барышня. Стража-то уж точно бы никто не назвал благообразным. Похоже, метаморфический процесс почти отнял у него навык членораздельной речи. В том нутряном рокоте, который часовой издал в ответ на традиционное местное приветствие, нелегко было опознать что-нибудь конкретное. Когда-то, до костежуйских застенков, это был человек, вернее тоже бандит, брат-близнец Песьей Глотки, схлопотавший пулю на одной с ним разборке. С детства даун-дауном, медлительный, туповатый, Мохнач слова лишнего даже и в человечий свой век из уст не выпускал. Зато здоров был, как медведь. Не раз и не два братишки привозили его на разборку для одного только дела: показать – медведя жуткого реально выпустят, если какая непонятка… Порвет, просто в клочья порвет! Пулю, однако, никакому зверю не переспорить. В чертоге посмертном этот неуклюжий здоровяк превратился в собственную маску: вышел из него первостатейный мишка, с круглыми ушами, большим влажным носом, густой бурой шерстью – при том, что вся анатомия и физиология остались от человека… Глаза не удались. Вместо медвежьих маленьких и хитрых очей на мохначьей морде красовались два огромных жалобных кругляка. Коровы любили бы его. О! Как коровы бы его любили… Когда природные нелюди принимались дразнить беднягу, медвежка свирепел всерьез и по-настоящему. Кругляки наливались кровью, как у быка в ненастном настроении, а удар медвежьей лапы он… лучше не пробовать. Шкура опять-таки у него страшной твердости, прямо броня, а не шкура. За несколько месяцев службы Мохнач искалечил двух рядовых бесей с избыточно развитым чувством юмора; снес голову механику-гремлину, который копался бы тихо в своем моторе, нет, тоже заулыбался; пометил ведьму-повариху, будет еще дурища ставить перед ним миску сена вместо миски мяса; и… приобрел легкое сотрясение мозга от рыжего тролля – кто ж знал, что когда он так вот скалится, это не смех его разбирает, а запор или, скажем, гастрит? – рожа у тролля не того, невнятная. Но в целом медвежку любили. Такой забавный дурак!
