Оксана Панкеева - Путь, выбирающий нас
На третьем этаже проверял караулы начальник стражи, которому и досталось за бесконтрольно бегающих по вверенной территории дворян, собак и королев.
Затем его величество заглянул в дамскую гостиную, чтобы проверить, не сидит ли Ольга там, и застал в самом разгаре бурное обсуждение нескольких животрепещущих новостей. «Дура Эльвира опять расплевалась со своим бардом, а теперь узнала, что он на самом деле король, и убивается, да поздно». «Ольгин ненормальный мистралиец наконец прозрел и сбежал от нее, а она заперлась у себя и лишила общество удовольствия полюбоваться на ее физиономию». Также обсуждались вопросы: «Даст ли Ольга Лаврису теперь или по-прежнему будет посылать подальше, и если не даст Лаврису, то кто следующим на нее позарится?» и «Что сделает король с королевой и Ольгой за их последнюю выходку?». Полюбовавшись на притихших дам, король мстительно подбросил в дискуссию провокационный вопрос: «На хрена при дворе нужны четыре бездарные дуры, от которых ровным счетом никакой пользы?» — после чего удалился.
В ответ на стук из Ольгиной комнаты донеслось краткое указание направления, в котором надлежало отправиться стучащим. А также обещание после повторного стука выстрелить в дверь. Сообразив, что придворные дамы уже достали Ольгу попытками любования, король представился. Вопреки ожиданию заполошных взвизгов и бурного раскаяния не последовало.
Тихая и расстроенная девушка впустила его величество в комнату и, уже заперев за ним дверь, негромко пояснила:
— Извините, я не знала, что это вы. Присаживайтесь.
Король занял свободное кресло и выпустил щенка, дабы освободить руки для набивания трубки. Ругать и отчитывать Ольгу было столь же бессмысленно, как и драть за уши Мафея. Любые упреки и нравоучения показались бы ей ничего не значащими мелочами по сравнению с внезапным исчезновением Кантора. Однако от ма-аленького воспитательного замечания Шеллар все же не удержался:
— Ну как покатались?
— Сами знаете, — вздохнула Ольга.
Развернув второе кресло для более удобного общения, она перебросила на кровать свой рюкзак и маленький сундучок для туалетных принадлежностей, переставила поближе пепельницу и шкатулку с куревом и уселась, как обычно, поджав одну ногу.
Король присмотрелся к распахнутому шкафу и куче вещей на кровати и понял, что с первого взгляда неверно определил причины разгрома в комнате. Обычная Ольгина безалаберность здесь вовсе ни при чем. И генеральной уборкой тут не пахнет. Наверняка с той стороны кровати стоит распахнутый сундук, готовый принять в свои объятия разросшийся Ольгин гардероб.
— Ты не поторопилась с упаковкой вещей? — поинтересовался его величество, кивая на улики.
— Не думаю, — с холодным достоинством ответствовала девушка, явно подражая королеве.
— Что же послужило причиной столь поспешного бегства? Желание уйти самостоятельно, прежде чем тебя выгонят? Страх перед насмешками придворных дам? Стремление избежать разговора со мной?
— Сами знаете. — Долго выдерживать прежний тон у Ольги не хватило терпения. Эти слова прозвучали уже грустно, чуть ли не жалобно, и сопровождались непроизвольным шмыганьем носом.
— Ты повторяешься.
— Это вы повторяетесь, задавая ненужные вопросы. Прекрасно ведь знаете, что я с самого начала сюда не хотела и переехала только из-за ваших убедительных доводов, что так нужно. Теперь, слава богу, уже не нужно. И Шарика вы мне притащили напрасно.
— Да с чего вдруг возник этот идиотский слух, будто Кантор тебя бросил? И с какой радости ты поверила нашим придворным дамам?
— А, и вам уже доложили? Он мне письмо написал. И оставил, зараза такая, прямо на столе, даже не запечатав! Утром его нашел какой-то шибко грамотный уборщик. Пока оно дошло до меня, его весь дворец успел прочитать.
— Могу я тоже взглянуть? Согласись, как-то нехорошо получается — весь дворец читал, а король даже не видел.
Ольга осмотрелась и неуверенно предположила:
— А вы на нем не сидите?
— Памятуя о некоторых твоих привычках, я всегда внимательно смотрю, куда сажусь.
— Тогда я не знаю. Найдется, покажу.
— Что в нем хотя бы написано?
— Ничего вразумительного. Три мятых почерканных листа, на которых ни одной законченной фразы. Кабальеро безуспешно пытался обосновать свое бегство, — в голосе девушки прорезалась злая ирония, — однако словарного запаса ему не хватило. Кажется, там шла речь о том, что он опасный спутник, от него у меня одни неприятности и все в таком духе, будто он меня недостоин и я для него слишком хороша. Прием затасканный и доверия не вызывает. Я бы, может, и оценила его добрые намерения, если бы он сказал мне все в глаза, а не оставлял на всеобщее обозрение позорные бумажки.
— Хоть одна незачеркнутая фраза там была? — поинтересовался король, у которого возникло определенное подозрение.
— Не было.
— В таком случае тебе следует считать, что Кантор ушел вообще без объяснений. Я с большой уверенностью предполагаю, что эти мятые бумаги вытащили из мусорной корзины, и он вряд ли будет рад узнать, что их кто-то читал. А сердишься ты на него совершенно напрасно. Он вовсе не собирался тебя оставлять. Дело в том, что Кантор — неисправимый фаталист. Не так давно он узнал, что ему суждено погибнуть в той самой битве, которая состоялась вчера. Любой нормальный человек обрадовался бы возможности изменить свою судьбу, но Кантор отчего-то решил, что обязан ей следовать. По этой причине он сбежал из дворца, тайком пробрался к своим и все-таки поучаствовал в сражении. По той же причине он и пытался написать тебе это глупое письмо, наивно полагая, что так тебе легче будет пережить его смерть. Я очень хотел бы посмотреть на его физиономию, когда он явится и попытается свое поведение объяснить. Хотя, скорее всего, само письмо тебе должны были передать только в случае его смерти, а черновики он просто второпях забыл выбросить.
— Так он жив? Это точно?
— Будь он мертв, его поступки выглядели бы менее глупо. Но, как я уже неоднократно говорил, предсказания нельзя понимать буквально и принимать безоговорочно. Из-за своей доверчивости Кантор оказался в дурацком положении, и, когда он вернется, ему будет очень стыдно и неловко. Кстати, Ольга, я тебя прошу не усугублять его страданий публичными упреками. А то он от огорчения мне половину придворных перестреляет. Всех, кто участвовал в передаче письма.
— Не переживайте, — Ольга невесело усмехнулась, — у меня дома лишних свидетелей не найдется. Но мне все равно кажется, что он не вернется.
— Хочешь, поспорим?
— На щелбаны? Ваше величество, у меня рука не поднимется!
