Шимун Врочек - Фабрика уродов
— Я думаю, он все скажет, когда мы начнем вырезать эти чудесные рисунки из него. Наживую. Целиком. С самыми корнями.
— С-сука! — рявкнул Шакал.
Вышло на редкость жалко.
Громиле, тем не менее, не понравилось. Он поднял руку, и ноги Шакала вновь оторвались от земли.
— Это не простые татуировки, — нахмурившись, произнес возница, удерживая взрослого мужчину на вытянутой руке так, словно для этого не требовалось никаких усилий. — И не простые убийцы. Змея, тигр и волк, либо шакал? Полагаю, я знаю, что это. Тотемы. Я слышал про такие. Их использует культ Зверемастера.
— Мастер зверей? Фи! Звучит… вульгарно.
— Возможно, ты что-то слышала о нем. Это южный варварский культ, поклоняющийся демону, известному как Сагаразат-Каддах, Зверемастер. — гигант-возница повернул голову к своей жуткой спутнице. — Чтобы выделить смертных, служащих ему, Сагаразад-Кадах создает Тотемы: пожирает души своих прислужников, а затем изрыгает их обратно, в тела смертных. Переживших такое называют рабами Тотемов. Знаешь, — он помедлил мгновение, — они могут быть опасны.
При этих словах ополоумевший от ненависти Шакал захрипел, забился и даже попытался пнуть великана, но тот, не оборачиваясь, лишь небрежно встряхнул его, точно терьер крысу.
— Я заметила милый. Они ведь ранили тебя. И я что-то слышала про этого Каддаха. Он мне не нравится. Такое впечатление, что он пытается создавать искусственные Таланты. Это недопустимо. Почему он до сих пор жив?
— Потому что раньше он избегал вмешиваться в дела Кланов. А еще он и его слуги помешаны на тайне, — гигант повернул голову к Шакалу, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. — Понимаешь, что это значит?
Вопрос был адресован скорее ему, чем ей. И Шакал понял, что это значит.
Рабы Тотема не будут просто так караулить жертв у дороги. Рабы Тотема не занимаются грабежами ради денег или убийствами ради политики. Если люди с живыми татуировками-Тотемами пытаются кого-то убить, для этого должна быть веская причина и высочайшее повеление самого Сагаразад-Каддаха.
Великан не успокоится, пока не вытрясет из него все, что Шакал знает.
Раб Тотема дернулся.
— Великий Каддах пожрет ваши души! Твою и твоей шлюхи! — прохрипел он, моля об одном: чтобы его слова зацепили гиганта и тот одним милосердным ударом выбил из него дух.
Но возница лишь рассмеялся:
— Боюсь, они окажутся ему не по зубам. — лицо гиганта посерьезнело. — Ну, уж моя-то — точно.
И Шакал, воин-Тотем, идеальное орудие убийства, созданное во славу Сагаразад-Каддаха, понял и поверил — эти слова не были ни бравадой, ни шуткой. Держащий его на весу гигант на самом деле был намного страшней, нежели он сам, нежели лучшие из его братьев или даже чем нежить, зовущая великана «милый».
В паху сделалось тепло; раб Тотема обмочился. Белокожая кровопийца хихикнула. Чувство стыда на мгновение вернуло Шакалу мужество.
— Ублюдок! — выдохнул он в лицо великану. Тот поднял брови и неожиданно рассмеялся:
— Это точно.
Шакал рванулся в его руках — бесполезно. Великан был словно из железа сделан.
— Да кто ты такой… разорви тебя Астарот?! — прохрипел раб Тотема.
— Меня зовут Сет, — сказал великан. — Сет Слотер. Как думаешь, ты готов ответить на пару вопросов?
Глаза Шакала расширились в ужасе.
Пролог-2
(Ур, Блистательный и Проклятый)
Комната скорее напоминала каземат.
Ни одного окна: единственным источником света служила тусклая масляная лампа под потолком. Шероховатые каменные стены, похоже, никогда не знали прикосновения хотя бы замурзанных драпировок, а пол и не подозревал о существовании ковров. Если промерить комнату шагами, то получалось шесть в длину и шесть же в ширину. Потолок нависал так низко, что в итоге получался глухой каменный куб, единственным входом и выходом в который служила толстая дверь из мореного дуба. Ее металлические петли жирно поблескивали маслом, а по поверхности щетинились колючие символы заклинаний: необходимая мера предосторожности. Схожие символы были выбиты на стенах, потолке и полу.
Единственными предметами мебели в комнате-камере служили стол и стул.
На столе лежала тонкая стопка бумаги и «вечное перо» — серебряное стило с привязанной к нему чарами каплей непросыхающих чернил.
На стуле, слегка горбясь, сидел человек.
Смуглая кожа, пышная копна черных волос, перевязанных на макушке кожаным шнурком. Это, а в большей степени — ритуальные шрамы на щеках и висках, выдавало в нем варвара, уроженца Пнедорийских островов.
Прическа и шрамы плохо вязались с форменным камзолом Второго Департамента, серым с черными вставками и серебряными знаками отличия на груди. Однако, учитывая, что и комната, и человек в ней находились в Уре, городе столь же Блистательном, сколь и Проклятом, в таком несочетании не было не только ничего удивительного, но и ничего сколько-нибудь примечательного. С таким же успехом на месте варвара-пнедорийца мог сидеть анимированный труп или даже мохнатый черт, вызванный прямиком из преисподней.
Ур приспосабливал к своим нуждам любого, кто обладал сколько-нибудь значимыми талантами. И не всегда интересовался доброй волей…
Блестящие черные глаза варвара напряженно смотрели в одну точку, и этой точкой была фибула, скреплявшая шнурки малинового плаща на груди человека напротив. В данных обстоятельствах плащ был примечательнее его хозяина, замершего в позе вежливого ожидания. Носить малиновые плащи в Блистательном и Проклятом могли дозволялось крайне немногим. Тех, кому выпадала такая честь именовали красноречиво: Псы Правосудия.
И можно смело клясться всеми святыми — не только потому, что штаб-квартирой Псов служили Палаты Правосудия, главная резиденция судебной власти Блистательного и Проклятого. В чем-то они действительно были сродни с псами: породистыми, тщательно отобранными, натасканными и безжалостными.
Кандидатов в Псы отбирали из благополучных семей Ура, уделяя особое внимание не только физическому развитию, но и моральным качествам. Пройдя жесточайшее годовое обучение-отсев в специальных казармах, изолированных от внешнего мира, соискатели поступали в руки магов Колдовского Ковена Ура — магов-вивисекторов с дипломами Магистрата. Здесь путем магической деформации плоти будущие Псы обретали физическую силу и рефлексы, значительно превосходящие возможности простых смертных. Ошибки в подобном деле неизбежны, случалось всякое… несостоявшемуся Псу выписывали пожизненный пенсион, а его опекуну (многие после этого уже не могли владеть своими конечностями, либо же делать это сознательно) — полное содержание за счет городской казны.
