Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя
Старшему выпали три карты пиковой масти, предвещавшие позднюю дорогу, слезы и скорую смерть.
Ефимия нахмурилась, ничего не сказала княгине, перетасовала колоду, кинула три карты рядом с трефовым королем.
Те же самые.
Холодок подступающего предсказания зашевелился у Ефимии в животе.
Младшему, бубновому, выпал тот же расклад.
— Ну, — сказала княгиня, — что же ты молчишь?
Ефимия, хмурясь, собрала карты. Врать, когда гадаешь, нельзя, но и правду говорить этой счастливой и гордой женщине Ефимия не собиралась. Это было бы, пожалуй, жестоко.
— Их ждет обычная для мужчин судьба, — нехотя сказала она. — Ничего, что было бы странным и интересным. Они уйдут на войну, знаешь ли. И их ждет слава, которой так дорожат глупые мужчины. Давай-ка я лучше погадаю твоим дочерям.
Княгиня засмеялась:
— Ах, колдунья, как ты ошиблась! У меня только одна дочь, и ее судьба мне известна — хоть она и мала еще, но уже просватана, за юношу из славного рода.
Предсказание подступало все ближе, заставляя внутренности сворачиваться от леденящего холода. Ефимия никогда прежде не испытывала такого — она ведь не была пророчицей — но слышала описание сходных ощущений от других, истинных провидиц. И еще — все в один голос говорили, что созревшее пророчество подобно бремени беременной: не высказать его нельзя, как нельзя женщине не родить.
— Две, — сказала Ефимия, и сама не узнала собственный голос. Ей стало немножко жутко, и очень интересно: она пророчествовала впервые в жизни. А еще говорят, что старую собаку новым штукам не выучишь! — Две, — повторила Ефимия. — Обе будут королевами, но одна покроет себя позором, и проживет жизнь в чести и довольстве, другая же будет нести свое имя с честью, но хлебнет изгнания и позора. И это истина!
Предсказание отпустило Ефимию, разлив по внутренностям жар и отняв силы. Ефимия задрожала мелкой дрожью — от слабости.
— Нет, нет! — закричала княгиня, закрывая уши ладонями. — Одна дочь у меня, одна, и она выйдет замуж за князя Горгия, как то договорено их отцами! Лжешь, злая женщина, ты лжешь!
Хильда стояла выпрямившись, не шелохнувшись, Хильда поверила предсказанию, и была поражена и напугана.
— Ты знаешь, что это — правда, сестра, — устало сказала Ефимия старухе. — Прощай, и бог да пребудет с тобой. И с тобой, княгиня.
Ефимия взмахнула рукой. Старый, детский трюк отведения глаз сработал: женщины больше не видели Ефимию. Правда, для бичующих братьев она, Ефимия, зажгла сигнальный огонь — если они еще не покинули гостиницу или ошивались где-то на рыночной площади. Но Ефимия не собиралась задерживаться.
Она выскользнула в боковую дверь и оказалась в соседней комнате, из которой тоже вели две двери. Ефимия выбрала боковую, правда, запертую с другой стороны на засов, но что такое засов для старой и опытной колдуньи — даже не препятствие, так, мелкая помеха.
Через мгновение Ефимия оказалась по другую сторону двери, на маленькой лестничной площадке. Она вернула засов на место, чтобы не указывать возможным преследователям путь своего бегства, спустилась по винтовой лестничке вниз, толкнула узкую дверь и оказалась в том же самом проулке, где прежде пряталась от брата Дамяна.
Ах, грехи, грехи наши тяжкие!..
7.Здесь и застал ее брат Дамян.
Ефимия сидела в сугробе. Все-таки слишком много сил ушло и на предсказание, да и на бегство. Стара она, слишком стара для таких дел.
— Где ты была? — закричал брат Дамян, помогая Ефимии подняться. — Я с ног сбился, обыскался тебя по всему рынку! Это ты колдовала давеча в гостинице?
— Не я, — соврала Ефимия. — Пойдем, пожалуй. Что-то мне не можется.
8.Домой шли медленно, Ефимия осторожно ступала, чтобы не поскользнуться на обледеневших булыжниках мостовой. Дамян тащил торбу с капустой (капусту все-таки купили, первую попавшуюся) в правой руке, а на согнутом локте левой почти висела Ефимия. Часто останавливались, потому что у Ефимии отказывали ноги, и трудно было вдохнуть. Тон Дамянова ворчания изменился, теперь он бубнил озабочено:
— Как придем, сразу ляжешь, и позовем Анастасию, пусть посмотрит, что с тобой. Нельзя же так, не девочка же уже…
— Мне нечем платить Анастасии, — сказала Ефимия. По указу короля колдуньям было запрещено оказывать свои услуги, в том числе и целительские, даром. Содержание бичующих братьев также возлагалось на колдуний. Бичующие братья для того и были приставлены к колдуньям, чтобы те не колдовали бесплатно и не прирабатывали на стороне. Прежде, до указа, колдуньи не имели обычая брать плату, более того — негласная традиция это воспрещала, поэтому каждая имела какое-нибудь стороннее ремесло. Ефимия, например, была повивальной бабкой. А Анастасия владела ювелирной мастерской, и была очень неплохим золотых дел мастером.
Дамян, надо отдать ему должное, покраснел.
— Ну, я думаю, друг другу вы можете и не платить, — пробормотал он. — Вы же как бы одна семья…
— «И не будет у колдуньи ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры, ни сына, ни дочери, ни мужа, ни друга», — процитировала Ефимия текст отлучения колдуний от церкви. — «И не скажет никто о ней: „Я родич ее“».
Дамян покраснел еще больше.
— Тогда брата Мефодия позовем. Он разумеет в целительстве.
— Не нужен мне твой Мефодий! — отрезала Ефимия. — Обойдусь!
За препирательствами они дошли до Рыбных ворот.
Перед воротами пришлось задержаться — стражники заворачивали тяжелые сани в сторону, чтобы освободить проезд для всадников. Всадников была добрая сотня, тот, что впереди, держал прикрепленное к седлу знамя.
— Глянь, кто там едет. А то я не разберу что-то, снег глаза слепит, — велела Ефимия Дамяну.
Дамян прищурился, прикрыл глаза ладонью от слепящего солнца, присвистнул от удивления, как мальчишка.
— Видгорт Заступник! — воскликнул он громко, — да это же королевичи!
Лицам королевской крови, тем более наследнику престола, полагалось въезжать в город через Серебряные ворота. Но никак не через Рыбные, предназначенные для подвоза снеди на рынки и на кухню дворца, для крестьян, желающих поглазеть на город в праздничный день, для бродяг и нищих. Может, случилось что?
Ах, как дорого дала бы Ефимия за умение читать мысли! Но, говорят, только легендарная Ката, спутница и соратница не менее легендарного короля Борислава, третьего короля Межгорья, была способна на такое. И то — врут, наверное.
Ефимия привалилась к стене. Ноги все-таки отказывались ее держать.
Мимо неспешным шагом, по двое в ряд, ехали всадники. Впереди, рядом со знаменосцем, седой воин, должно быть, наставник старшего королевича, или, как его иногда называли по-старинному, дядька. А дальше все молодые, юноши, и почти мальчики. Ефимия, всего только три месяца назад перебравшаяся в Дан, жадно глядела, надеясь узнать наследника. Как жаль, что она никогда не видела ни короля, ни королеву! Из всего королевского правящего дома знакома была Ефимия только с Елизаветой, и то давным-давно. Вот этот, хмурый, должно быть, Марк, чувствуется в нем кровь покойной королевы Елизаветы. А рядом с ним — мальчик лет двенадцати, похожий на бахристанца, темноглазый и тоненький, на крепком небольшом коньке. Младший королевич, Лука. Ох!
