Лада Лузина - Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 1
Воистину, за трехсотлетие правленья Романовых история не знала царя христианнее его. Царя, чья слепая вера в Бога вызвала б больше осуждений, нареканий, сомнений…
И, воистину, на всем белом свете не существовало ни человека, который понял бы монарха Руси огромней и глубже, чем Маша. Ни человека, чье превращение в полную противоположность свою могло б больше убедить Машу в ее правоте.
«Не зло победит, а только любовь…»
«Я утоплю их в крови!»
С протестующим грохотом лжеотрок захлопнула дверь в омут своих тайных страхов и страшных сомнений.
— Я умоляю, Мария Владимировна, — пальцы Акнир сплелись в молящий «замок». — Ну что вам стоит? Помогите ему…
— Я помогу ему. Как только он и Семья окажутся за границей, — непререкаемо сказала Маша.
— Нет! — руки ведьмы взметнулись, как стая птиц, испуганных выстрелом.
— Собственно, так и написано в новой истории, — заметила госпожа Дображанская, использовавшая возникшую паузу, чтоб изучить нужный абзац новоявленного учебника за 7 класс. — Царь Николай был спасен и перевезен за границу. В Данию, на родину матери…
— Нет! — вскрикнула Акнир. — Все будет по-другому. Это просто случайность…
— На случайности, — улыбнулась лжеотрок, — и строится формула Бога. Неужели ты до сих пор не осознала, ты зря идешь против Него. Он — наш Господь. Тебе его не переиграть. Как видишь, он все равно все сделал по-своему. Спасение ничего не изменило.
— Революция будет в октябре, — Катерина постучала пальцем по книжным листам. — Забавно, даже число не изменилось!
— Нет. Нет! — На Акнир было жалко смотреть.
— Однако, — озадачилась Катя, — что мы будем покамест делать с царем? Больно в нем решимости много. Вдруг сбежит войска собирать?
— Отсюда не сбежишь, — угаснув, прошептала Акнир. — Я больше за царицу Аликс боюсь, — взяв себя в руки, ведьма взглянула на Машу прямым красноречивым взглядом. — Она, бедняжка, пятнадцать часов, как в истерике бьется. Похищение, перелет на «Илье»… А пока мы летели, царь все говорил, ни на секунду не умолкал. Он все ей сказал! Все, что может сказать человек, который ее больше не любит. Боюсь, как бы беды не случилось… Ведь в нем вся ее жизнь. Сама знаешь, ты же историк.
На этот раз ведьме удалось достичь желаемой цели. Лжеотрок молча кивнула и, не дожидаясь указаний Акнир, шагнула в соседнюю дверь.
* * *«Но это немыслимо!» — возопил мозг Дображанской.
Стены нового зала переливались разноцветным стеклом. Снова сад, но какой! Объемные стеклянные цветы вырастали из стен, на них сидели шмели, жуки и стрекозы. Изготовленные неведомым ювелиром, их крохотные тельца из металла, стекла, эмали, драгоценных и полудрагоценных камней могли бы украсить любой царский корсаж. Стеклянный алмазно-рубиново-сапфировый зал мог украсить любой королевский дворец!
Три высоких витражных окна из фиолетово-охрово-синих, подсвеченных солнцем стекол навевали ассоциации с церковью. Но вместо положенных святых витражи отображали титанических стрекоз. В их многократно увеличенных совершенных крыльях, круглых глазах и кривых лапках была красота и угроза драконов!
И Катя сразу же вспомнила, что на английском стрекоза именуется «dragonfy» — муха-Дракон.
— Сюда, — показала на двери Акнир.
Потолок следующего зала подпирали колонны… неровные, кособокие, из грубо отесанного камня, они изгибались и кренились, обещая упасть, — и, оказавшись меж ними, ты сразу ощущал себя в пещере накануне обвала, и естественный страх накатывал одновременно с восторгом — зал был грозово красив.
«Власть камня», — перевела архитектурную мысль Катерина.
По-видимому, каждая комната «дома матери» была посвящена власти природы: власти омута, власти насекомых, власти цветов…
На ходу Катерина дотронулась до зеленоватой вазы, из бока которой вырастал огромный, объемный цветок ириса.
«Сорванный в нужный час лиловый ирис поработит…»
И незаконченная мысль завершилась!
Каждая великая эпоха, ознаменовавшаяся большим стилем, возвеличивала своего кумира. Готика возносила Господа Бога. Ренессанс — человека, как венец мироздания. Барокко — короля, императора, властителя земли.
Но Модерн…
Стиль Модерн делал крохотную стрекозу, один-единственный цветок не менее значимыми, чем личность Юлия Цезаря.
«Этот цветок, — кричал Модерн с насмешливым вызовом, — сильнее Цезаря, ибо, добавленный в пищу, он способен поработить полководца!»
Модерн игнорировал власть небесного Бога и земного царя. Модерн отрицал власть человека. Модерн отрицал человека в понимании общества; он признавал лишь Природу и Женщину.
Катерина поспешно покинула пугающе-«падающий» зал. И припомнила: по замыслу христианских архитекторов небесная красота и громада соборов принуждала человека почувствовать себя ничтожным в сравнении с Богом… Так же, как и отображенная здесь, в модерновом декоре, поражающая красота всевластной природы, одним своим видом разрушающая миф о людском превосходстве!
Одна за другой комнаты окружали ее, кружа в голове Дображанской обрывки заклятий и заговоров.
«Модерн», — отпустила она тоном ценителя изящных искусств.
«Как могло быть иначе?..» — отозвались ведьма и Отрок.
«Я не специально, — повинилась Акнир. — Просто второго такого надежного места на свете нет».
«И все-таки…» — выказала недовольство Маша.
Ибо юная ведьма поместила царскую семью вовсе не в загородный дом своей матери!..
Миновав последний зал, из пола которого вырастали горящие красным стеклом светильники-тюльпаны, они вновь вышли на верхнюю площадку парадной лестницы из сплетенных женских тел, устремленных к грудастой фигуре в двухрогом головном украшении.
— Постойте. Мы что же, в языческом храме?! — осознала вдруг Катя.
— Ну, я же сказала… — недовольно протянула Акнир.
— Когда ты сказала «дом моей матери», ты имела в виду Великую Мать? Ее? — Катя показала на рогатую даму.
— Более безопасного места нет, — повторила юная ведьма.
Однако в правой части особняка Модерн вдруг поскромнел, прикинулся буржуазным женственным стилем, подобно женщине, прикидывающейся скромной и милой, любящей мужа, не помышляющей ни о чем, окромя семейного уюта и счастья.
Они прошагали сквозь маленькую библиотеку с тремя низкорослыми книжными шкапчиками, будуар с кривоногим и ассиметричным бюро, комнату для рукоделия, отчего-то неуловимо знакомую, выведшую их в коридор. Его окна выходили на противоположную — внутреннюю — сторону дома, представлявшую цветущий розарий с фонтаном в форме большого металлического букета бело-зеленых кал. На его бортике сидела юная девушка. Склонившись над сафьяновой тетрадью, сжав во взволнованных пальцах карандаш, она что-то быстро писала.
