Маргарет Уэйс - Триумф Темного Меча
— Сын мой? Джорам?
Вскинув голову, мужчина изумленно воззрился на говорившего.
Сарьон стоял среди обломков каменного тела. Протянув дрожащую руку, Джорам схватил каталиста за ладонь и ощутил теплую, живую плоть.
— Отец! — Голос его прервался, и он бросился в объятия Сарьона.
ГЛАВА ВТОРАЯ
...И В РУКЕ ЕГО
Некоторое время они стояли, держась за руки и вглядываясь в лица друг друга. Джорам хотел посмотреть на ладони каталиста, но тот быстро спрятал их в рукавах одеяния.
— Что с тобой случилось, сын мой? — Сарьон рассматривал суровое лицо, которое хотя и было ему знакомо, но чем-то смутно отличалось от прежнего. — Где же ты был? — Его озадаченный взгляд скользнул по глубоким складкам у рта, по тонким морщинкам вокруг глаз. — Похоже, я потерял счет времени. Я мог бы поклясться, что и года не прошло — только один раз зима холодила мою кровь. Но на твоем лице я вижу отметины многих лет.
Джорам открыл было рот, но ничего не сказал, остановленный звуком рыданий. Обернувшись, он увидел женщину, которая с несчастным видом опустилась на песок.
— Это кто? — спросил Сарьон, следом за Джорамом подходя к женщине.
Джорам посмотрел на друга и наставника.
— Помнишь, что ты рассказывал мне, отец? — хрипло спросил он. — О даре супруга? «Все, что ты можешь подарить ей, — сказал ты, — это только горе».
— Олмин благословенный! — горестно вздохнул Сарьон, только теперь узнав эти золотые волосы. Женщина, рыдая, сидела на песке.
Подойдя к ней, Джорам опустился рядом и обнял ее за плечи. Несмотря на мрачное выражение его лица, прикосновение было ласковым, и женщина приникла к Джораму, а он поднял ее на ноги. Она посмотрела прямо на каталиста, но в ее огромных блестящих глазах не мелькнуло узнавания.
— Гвендолин! — прошептал Сарьон.
— Теперь она моя жена, — ответил Джорам.
— Они здесь, — печально сказала Гвендолин, которая, похоже, не обращала внимания на Джорама. — Они вокруг меня, но не говорят со мной.
— О ком это она? — спросил Сарьон. Берег был пуст, они были одни. Только в отдалении виднелся еще один каменный Дозорный. — Кто вокруг нас?
— Мертвые, — ответил Джорам, прижимая женщину к груди и гладя ее по золотоволосой голове.
— Мертвые?
— Моя жена больше не разговаривает с живыми, — объяснил Джорам, и голос его был бесстрастен, словно он давно уже привык к этой боли. — Она разговаривает только с мертвыми. Если бы меня не было рядом, чтобы заботиться о ней, — мягко добавил он, поглаживая золотые волосы, — то она ушла бы к ним. Я единственная ниточка, что связывает ее с жизнью. Она следует за мной и вроде бы узнает, но никогда не обращается прямо ко мне и не называет по имени. За последние десять лет она только один раз говорила со мной.
— Десять лет! — Сарьон распахнул глаза, затем прищурился и внимательно посмотрел на Джорама. — Да, я мог бы и догадаться. Где бы ты ни был, один наш год тянулся для тебя целых десять лет...
— Я не знал, что так будет, — сказал Джорам, сдвинув брови. — Хотя следовало бы предвидеть... — Немного подумав, он добавил: — Здесь, в центре, время замедляет ход, а снаружи оно течет все быстрее и быстрее.
— Не понимаю, — сказал Сарьон.
— Конечно, — кивнул головой Джорам. — И другие тоже...
Не договорив, он с отсутствующим видом погладил Гвендолин по голове, а взгляд его карих глаз устремился куда-то в сторону Тимхаллана. Солнце зашло, оставив лишь быстро угасающий бледный отсвет на небесах. На берег опустились тени, скрыв стоящих там от взора Дозорных, чей отчаянный молчаливый вопль все равно никто не слышал.
Все молчали. Напряженно вглядываясь в даль, словно пытаясь что-то увидеть за песками, за лесами, за долинами, за горными кряжами, Джорам над чем-то раздумывал.
Сарьон молчал, опасаясь потревожить его. Хотя в голове священника теснились тысячи вопросов, один из них горел, словно раскаленный металл, и каталист понимал, что ответ на него прольет свет на все прочие. Все же он не осмеливался его задать, боясь, что не получит ответа.
Он молча ждал, не отводя взгляда от Гвендолин, которая, все еще в объятиях мужа, задумчиво оглядывалась по сторонам в сгущающейся мгле.
Наконец Джорам встряхнул головой, его черные волосы упали на лицо. Он будто вернулся из неведомых краев, где странствовала его мысль, на этот песчаный берег, где все они стояли.
Почувствовав, что Гвендолин дрожит на ночном холоде, он бережно укрыл ее своим плащом.
— Вот еще одно, что я мог бы понять, задумайся я об этом прежде, — обратился он к Сарьону. — Темный Меч мог уничтожить связывающее тебя заклятие. Однако я этого не знал. Я всего лишь хотел дать тебе покой...
— Знаю, сын. И я рад этому. Ты не можешь представить себе всего ужаса... — Сарьон прикрыл глаза.
— Да, не могу! — с яростью в голосе сказал Джорам. При виде его мрачного лица, сверлящего взглядом мрак, Гвендолин отшатнулась от него. Увидев ее испуг, он с очевидным усилием взял себя в руки. — Я рад, что ты со мной, Сарьон, — добавил он холодным, размеренным тоном. — Ты ведь останешься со мной?
— Конечно, — твердо ответил Сарьон. Его судьба была связана с судьбой Джорама, что бы он ни собирался сделать.
Внезапно Джорам улыбнулся. Взгляд темных глаз потеплел, плечи расправились, словно с них упал тяжкий груз.
— Спасибо, отец, — сказал он. Глянув на Гвендолин, он обнял ее, и она нерешительно прижалась к нему. — Тогда вот о каком одолжении я попрошу тебя. Присмотри за моей женой, позаботься о ней. Мне многое надо сделать, и не всегда я смогу быть с ней. Ты сделаешь это для меня?
— Да, сын мой, — сказал Сарьон, хотя в душе со страхом спрашивал себя: что же должен сделать этот человек?
— Ты ведь останешься с этим священником, дорогая моя? — ласково спросил Джорам жену. — Ты была знакома с ним, давным-давно.
Голубой взгляд Гвендолин обратился на Сарьона. Женщина озадаченно посмотрела на него.
— Почему они не говорят со мной? — спросила она.
— Госпожа, — беспомощно развел руками каталист, не зная, как отвечать, — мертвые Тимхаллана не привыкли разговаривать с живыми. Никто не слышал их много сотен лет. Может, они потеряли голоса. Потерпи немного.
Он ободряюще улыбнулся ей, но в его улыбке была печаль. Он никак не мог позабыть веселую, смешливую девушку шестнадцати лет, которая стояла перед ним во Вратах Мерилона с букетом цветов в руке. Глядя в ее голубые глаза, он вспомнил рассвет той первой любви, от которой эти глаза сияли и лучились. А теперь единственным светом в них был неестественный блеск безумия. Сарьон вздрогнул, гадая, какие ужасы заставили ее убежать из мира живых в темное царство мертвых.
