Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)
— Хорошо, мосье, все будет исполнено, как вы сказали.
Я прошел в гостиницу и поднялся на второй этаж по широкой каменной лестнице. «Солнечный отель». На парижских воротах мне говорили о том, что это лучший отель Парижа, поэтому я и решил в этой гостинице остановиться.
Кабинет секретарь Алексей Васильевич Макаров мне приказал рационально тратить деньги, но я всегда должен выглядеть, как очень богатый человек, который не особенно считается с тратами на собственную персону. Вот я и снял номера апартаменты в этой гостинице «Солнечный отель» за бешеную цену, на Руси за одни эти деньги деревеньку в сто семей холопов мог бы запросто прокормить и не почесаться.
Но я с ценой хозяина согласился, не торгуясь, а у этого мужика, мосье Готье, аж нижняя челюсть едва ли не до колен упала. А мне еще нужно было бы арендовать или купить для себя дом, лошадей, карету для выездов, а главное мне нужно нанять прислугу, которая бы поворовала, но хотя бы честно выполняла бы часть своих обязанностей. Наверное, я сделал ошибку, не взяв с собой в Париж своего холопа Тришку, он бы со всеми этими проблемами давно и легко бы справился. Но уж очень этот холоп был нечестен на руку, при этом врал, честными глазами посматривая тебе в глаза. Поэтому я решил свою жизнь в Париже начать с чистого листа.
При входе в апартаменты нос к носу столкнулся с мадам Готье. Вы думаете, что эта женщина уступила мне дорогу?! Да, как бы так! Эта старая французская корова встала в проеме дверей и начала эдак глазками на меня постреливать. Блин, этого мне только не хватало! Я же, как дворянин и аристократ чистых кровей, сделал вид, что эту мадам на своем пути не замечаю. Пытался мимо нее протиснуться в свои апартаменты, но дело закончилось тем, что долю секунды мне пришлось стоять и рассматривать эти две здоровенные дыни под ее платьем. А также носом вдыхать запах давно не мытого женского тела. Одним словом, мадам Готье была далеко не маркизой Сюзанной де Монморанси, от одного вида которой мужское достоинство начинало жить своей собственной мужской жизнью.
Вот и пришлось мне вспоминать бабкины уроки!
Я моргнул правым глазом, и мадам Готье с закрытыми глазами и широко разведенными руками в один миг перенеслась вниз к входу в гостиницу, где она начала страстно обниматься и целоваться со своим супругом. Мосье Готье едва в обморок не свалился, настолько он был ошеломлен бешеным натиском своей супруги. У него совершенно не оказалось времени на то, чтобы заставить мадам Готье раскрыть глаза и осознать, кого она сейчас обнимает или целует. Мосье Готье давно уже не помнил времен, когда они с Франсуазой, будучи еще молодыми, занимались сексом, одновременно обнимаясь, целуясь друг с другом. По крайней мере, с тех пор прошло лет двадцать или тридцать.
Но мне до супругов Готье уже не было никакого дела!
Я предположил, что наблюдение за сценой встречи старых супругов любовников, было бы для меня избыточным удовольствием. Поэтому, не дожидаясь ее финала, я отправился в помывочную комнату. В том тесном каменном мешке, под названием помывочная комната, имелись четыре каменные стены, стоял небольшой столик, на котором был кувшин и медный таз для омыновения лица. Другие части своего тела парижане того времени, да и европейцы в целом, мыли мало, редко, очень неохотно. К тому же, как я обнаружил, в кувшине никакой воды, разумеется, и в помине не было. Умываться было нечем, но я на это обстоятельство даже не рассердился, не разозлился. Принял, как положенное.
За три дня проживания в этой, якобы, лучшей парижской гостинице, я уже привык к тому, что в моих апартаментах никогда не было поленьев для розжига камина, воды в кувшине для умывания лица и большого медного таза, в котором можно было бы самому помыться. Европа тех времен мало чего знала о том, как следовало бы поддерживать гигиену собственного тела. Дело доходило до смешного, когда европейцы принимали русских за варваров по той причине, что те хотя бы один раз в месяц мылись в парных банях.
Что касается моих покоев-апартаментов, то они всегда были завалены мусором, стены затянуты паучьей паутины, стекло едва пропускало дневной свет или стекла вообще не было в окнах. Мебель, за исключением шикарной кровати, которая при каждом повороте моего тела зверски скрипела, мебель в номерах практически полностью отсутствовала. Но я стоически переживал все эти неудобства и жизненные невзгоды, только изредка и в совершеннейшей тайне пользуясь благами цивилизованной жизни в парижском смраде и вони.
Простым щелчком пальцев я этот тесный и пыльный каменный мешок превратил в элегантную ванную комнату двадцать первого столетия с подачей горячей и холодной воды. Набросил железный крючок на скобу двери, чтобы запереться от любопытных глаз, от чужого проникновения. Быстро разделся, швырнув свою грязную, пропахнувшую потом верхнюю и нижнюю одежду в утилизатор. Голышом немного постоял перед зеркалом, любуясь своим телосложением. Именно в этот момент мне послышался чей-то смешок за своей спиной, но, сколько бы я ни оглядывался, в ванной комнате, ярко освещенной бестеневым светом, никого не было. Недоуменно пожав плечами, я полез в ванну, которая тут же начала заполняться горячей водой.
В предвкушении сладкой истомы и неги, я закрыл глаза, погружаясь в легкую дрему.
Мысли легким облачком витали в голове, а я все никак не мог принять решения в отношении того, как же мне быстро решить проблему с обустройством в этом проклятом французском Париже. Знание французского языка, который я изучил гипнотическим путем, не решало всех моих проблем. Мне требовался человек, на которого можно было бы положиться, который к тому же прекрасно знал бы Францию и ее столицу Париж. Этот человек должен был бы мне помочь в приобретении дома, лошадей, выезда и в найме прислуги. Может быть, мне стоило бы в этих делах положиться на маркизу Сюзанна де Монморанси, ее муж по своей родословной был близок к самому королевскому дому. Но вряд ли маркиза окажется хорошим другом мужчине в том деле, чтобы помогать ему в решении житейских проблем, ей требовалась любовь и мужское почитание, а не быть ему простым другом, чтобы делить с ним житейские проблемы.
Влезать же в семейный скандал, поддерживая длительную интимную связь с этой француженкой, мне тоже не хотелось. К тому же вряд ли маркиза из высшего общества хорошо бы знала обратную сторону парижской жизни, ей присуще только веселье и развлечения высшего света. Чтобы основательно пустить корни в этом городе, мне требовался знатный вельможа или сановник при самом дворе Людовика XIV, который научил бы меня, как жить и процветать в этом городе.
