Татьяна Тихонова - Заонежье, или Жизнь по ту сторону...
Они приближались рысью. Верхом на своих непонятных росскому глазу страшных конях с собачьими головами… Мокша теперь знал им имя. Это были орки… Отвратительное порождение темной силы, наделенное злобным безумием и необузданной мощью… Как сказал отшельник ему в Сварожской Пустоши, они сами не приходят, их насылают… словно порчу на человека… И тьма стирает тот край с лица земли. Только вот кто насылает?..
Их было четверо… Нестройным бегом, обгоняя на ходу, и, беззвучно ощериваясь друг на друга, они неслись по направлению к городу, присогнувшись и словно сросшись с конями.
Охотничий нож Мокши просвистел и впился в горло вырвавшемуся вперед орку. Тот, захрипев, повалился в снег, заставив остальных в неистовой скачке заметаться по дороге. Мокша в одно мгновение взлетел на коня, который не шелохнулся все это время, словно чуя смертельную опасность. Вылетев на дорогу, первым ударом мечей обоерукий воин раскроил головы двум бросившимся к нему наездникам. Нечеловеческий визг раздался в ночи, и последний орк бросился сзади на лесовича. Привычно управляя конем лишь силой ног, Мокша развернулся, не давая коню взвиться на дыбы, чтобы уберечь его от удара вражеского меча в брюхо, и руки стремительно замелькали в темноте, отражая бешено посыпавшиеся удары. Наконец, лесович, отбросив ударом левого клинка едва не доставший его меч орка, правым нанес смертельный удар в грудь противнику… Повисла тягостная тишина, лишь хрип вцепившихся друг в друга животных, оставшихся без хозяев, нарушал ее…
Лесович мрачно взглянул на них, пришпорил коня и короткими ударами меча добил мерзких тварей. Еще раз взглянув в сторону пустынной дороги, уходящей и теряющейся в темноте холодной ночи, он, пустив лошадь крупной рысью, свернул вскоре с дороги к лесу, проехал немного по краю поля… и вдруг словно провалился сквозь землю.
Часть 2
1
Два потайных хода было прорыто лесовичами под городские стены. Долго и основательно делались эти проходы, укреплялись своды, выравнивался пол — не на один век. Тогда все делалось так, чтобы детям и внукам не пришлось переделывать, а радостно было пользоваться, и удивлялись бы они мастерству отцов. Так и город строился, удивительной красоты деревянный город — Древляна. Башенки и терема, с любовью украшенные дивной работы резьбой, слюдяные окна со ставнями, на которых хитро переплелись травы, зверь и птица… дорожки, мощенные гладким речным камнем, скамеечки и завалинки в тени густых яблоневых садов… Красивый город.
Только видно нельзя народу, как и отдельно взятому человеку, отрываться от своих корней. Оторвавшись от россичей, лесовичи оказались лицом к лицу с миром, им до сих пор неизвестным. Время словно остановилось для них. Существа, прежде скользившие мимо них тенью, теперь, впустив их в собственный мир, не прятались… Любопытные, иногда назойливые коротышки, называющие себя гномами, домовые… Духи лесные, прежде неведомые и непостижимые, а теперь соседи… Мир чаще недобрый, непредсказуемый…
Но время шло, и появлялись друзья. Северный народ, называющий себя эльфами, — величественные, отважные в бою воины, никогда не отказывали в помощи. Постигая их знания, лесовичи словно учились жить заново.
…Потайные ходы делались во времена Всеслава, когда шло строительство города. Тогда лесовичи полагались только на свою силу и отвагу, стремились защитить свой род от врагов. Но враг в этом мире часто легко преодолевал и стены, и рвы, и поэтому ходы редко использовались и вскоре оказались в запустении.
Пока однажды, в одном из них, в том, который выходил на опушку леса в версте от городской стены, не поселился старый гном Схлоп, полное его имя, как он сам утверждал, было Сахлопивур…
Это был смешной, ворчливый старик, коротконогий, кряжистый, доходивший до середины плеча Мокше. Мокша и так бывал очень часто у Схлопа, а после того, как умерла при родах его Млава вместе с новорожденным сыном, и вовсе поселился здесь, где день и ночь шумел лес, словно убаюкивая его боль. А что еще нужно человеку, у которого отобрали самое дорогое?
Так и теперь, спустившись в знакомый овражек на опушке, Мокша спешился и вошел в еле приметный в кустарнике и клочьях желтой травы проход. Лошадь без всадника легко прошла вслед за ним, вытягивая привычно шею. Здесь можно было стоять в полный рост, было сумрачно и холодно, и если не знаешь, что там дальше теплое, уютное жилище, то можешь принять это место за обычную пещерку в обрывистой стене оврага, созданную природой. Мокша же, стряхивая снег и сняв шапку, шагнул немного вправо и оказался в полной темноте. Еще шаг, второй… Рука привычно нащупала дверь и дернула ее на себя. Свет и тепло хлынули в мрачное подземелье, освещая глинистые стены и корни, которые, словно змеи, свисали с потолка.
— Живой, чертяка… — проговорил Мокша, увидев заспешившего ему на встречу Схлопа.
Гном, широко улыбаясь, хлопнул лесовича сильными короткими руками по плечам, стукнул два раза в бок кулаком, отчего Мокша охнул и уперся спиной в стену. Засмеявшись, Мокша принялся стаскивать с себя промокшую одежду, а гном, насмешливо посматривая на него из-под густых бровей, нахмурился вдруг, увидев свежую кровь на плаще.
— Поганых встретил? Где? — быстро спросил он.
Голос у него был зычный. При его невысоком росте он имел необъятный, мощный торс, короткую шею, и когда начинал говорить вот так, то выглядел довольно сурово.
— Только что… Четверо шли к городской стене… Да в полуверсте от тебя. Все проспал ты, Схлоп… — обернувшись к гному, усмехнулся Мокша.
Гном пожал плечами и тоже ухмыльнулся в жесткие с проседью усы.
— Не могет того быть… Как есть, ни день, ни ночь глаз не сомкнул! Ну, ежели только вот с устатку… — с хитрецой зыркнул он на лесовича.
На столе красовался глиняный, пузатый кувшин с брагой. Наломанный большими кусками ржаной хлеб с салом, в котором торчал большой охотничий нож, лежали на круглом столе. Стол был вырублен из ствола старого дуба, из того же ствола чурбаки служили сиденьем, деревянный ковш был наполовину наполнен брагой, и кисло-сладкий запах забродивших ягод "ударил" сразу по носу вошедшему с мороза лесовичу.
Но, если бы раньше Мокша не отказался бы посидеть со старым другом и поболтать по душам, то сейчас он торопился. Достав из ларя в углу сухую одежду, он переоделся и глянул на Схлопа вопросительно:
— Ты со мной? — сказал он, застегивая плащ.
Тот, на ходу заворачивая в тряпицу и пряча за пазуху хлеб и сало, кивнул головой и схватил короткую меховую куртку. Уже на выходе из жилища он обернулся и щелчком коротких пальцев погасил лучину на столе.
