Роберт Холдсток - Поверженные правители
Новой женщиной была Ниив.
С появлением первых же знаков движения Теней Героев я каждый день подсматривал за женщинами. Они по большей части проводили время, сидя на каменных скамьях, вглядываясь в широкое горло холма, временами подбрасывая в его пасть вымазанные в крови камни или жгуты из цветов и трав и выпивая снизошедшие на них, как они говорили, «видения славы» — видения странные, сны далекие. Если вода отзывалась, игриво булькая пузырьками на поверхности, начиналось дикое торжество. Я смотрел на них без удовольствия: достаточно сказать, что женщины подчиняли себе воду и извлекали из нее образы. Все это было обычно. Такая водяная магия существовала задолго до возведения крепости на холме.
А вот теперь…
Я наблюдал за женщинами из укрытия. Сознавали они мое присутствие? Ниив — возможно. Но Ниив мне доверяла, убедившись, что я доверяю ей. Они в волнении заглядывали в колодец и явно были чем-то озадачены.
На сей раз подземные воды вырвались на поверхность мощным яростным потоком, с ревом поднялись из глубины, ударив и разбросав призвавших его нимф. Он изгибался и мерцал, затем замер в ожидании, жидкие мышцы раскачивались, как дерево, тянулись к дрожащим женщинам.
Постепенно они собрались с духом, быстрее всех Ниив, и позволили струям обнять себя, вытянулись, разогнулись в их сплетении. И едва они влились в кровь земли, глубинный мир холма стал подниматься, открывая сокрытое в нем.
Люди из прошлого, более далекого, чем Тауровинда, щерились, выглядывая из воды, их немигающие взгляды гасли, едва им открывался сущий мир.
Эти некогда живые образы, эти воспоминания о мужчинах и женщинах стали стихийными духами. Распад плоти оставил от них одни видения, тени, обитающие в камне под холмом. Но теперь их освободили. Иные бежали — бестелесными птицами вырывались из воды, чтобы раствориться в воздухе. Другие уходили обратно в глубину, избрав покой.
Кони рванулись из колодца вскачь, с развевающимися гривами, и хранительницы с визгом присели, а серые тени над их головами мелькнули и скрылись в каменном лабиринте. За ними — собаки всех пород и размеров, разгоряченные охотой, с оскаленными зубами, со вздыбленной шерстью, с телами, переливающимися в стремительном беге через стены. Их яростный лай становился горестным, когда они исчезли в мире людей, — тени, но снова живые.
Лошади и собаки, погребенные с правителями, искали теперь призрачный след дикой охоты.
И тут я впервые увидел эхо древнего человека, лежавшего там, — основателя самой крепости. Дурандонда.
Он поднялся, нагой и безоружный: водяной призрак, принявший облик человека средних лет, — старше, чем тогда, когда он выслушал мое пророчество столько поколений назад, но все еще отделенный многими годами от ожидавшей его жестокой смерти.
Он взглянул на восток, в сторону родины, потом — на небеса. Встретил ли он мой взгляд, обернувшись, чтобы осмотреться? Не могу сказать. На лице Дурандонда лежала печать печали, потом печаль сменилась гневом, словно этот дух, этот жидкий призрак предвидел, какая ужасная судьба вновь ожидает его гордую крепость.
Вода опала. Дурандонд вернулся к своим сокрытым под холмом костям.
Мгновение минуло.
Глава 2
СЫНОВЬЯ ЛЛЕУ
На рассвете третьего утра солнце словно взорвалось — внезапная ослепительная вспышка в ночной темноте. Блеск померк так же быстро, как разгорелся, но снова и снова искра вспыхивала в лесах, отделявших крепость от священной реки и неведомого царства за ней.
Когда настал истинный восход, стаи птиц взвились с деревьев, а та огненная искра все приближалась и наконец вылетела на равнину МэгКата — Воронов Битвы — в облике блистающей колесницы с двумя орущими юнцами, которые погоняли пару красногривых коней.
Один из этих буйных парней склонялся вперед, держа поводья; второй стоял на колеснице, обняв ступнями металлические борта. Нагой под коротким алым плащом, с золотым ожерельем на шее, в одной руке он держал тонкое копье, а в другой — бронзовый рог. Когда золотую колесницу подбросило на булыжнике, он свалился на дно повозки и затеял яростный спор с возничим. Тот хохотал, нахлестывая скакунов, и его длинные желтые волосы развевались на ветру.
Колесница летела по равнине: низкий зов рога заставил собравшуюся толпу броситься по стене к северу вслед за дикими ездоками. Они промчались между холмом и вечной рощей, а затем повернули на восточную равнину, к извилистой дороге, ведущей к пяти тяжелым воротам. Ворота одни за другими открывались перед издававшими победный клич юнцами и закрывались за ними.
Уже в Тауровинде они проделали три круга, постепенно остужая пыл дикой скачки. Они спрыгнули с колесницы, застегнули на себе плащи, распрягли задыхающихся коней, держа усталых животных под уздцы и поглаживая им морды. Они словно не замечали стоявших рядом Урту и его воинов, готовых приветствовать гостей.
— Хорошая скачка! — сказал один.
— Хороший погонщик! — заметил другой.
Новый рассвет зажег золотую колесницу новым слепящим пламенем.
Эти шальные юнцы были Конан и Гвирион, сыновья великого бога Ллеу. Похитители колесниц. Я уже встречался с ними. Полубоги-полулюди, они были величайшими в мире ворами и постоянно спасались бегством от гнева собственного отца и дядьев, в особенности Ноденса. И действительно, бородатый лик самого Ллеу мрачно глядел с борта колесницы — образ его словно кривился от нахлынувшей ярости и безмолвного обещания воздать по заслугам.
Эти мальчишки наделены были безрассудством и абсолютным бесстрашием, пока чужой суровый суд не пробуждал в них почти смертельный ужас. И все же они неизменно объявлялись вновь, столь же весело, как и прежде.
Они низко поклонились Урте. Потом Конан заметил меня и ухмыльнулся:
— А, Мерлин! Видишь, мы все-таки сбежали от этого старого ублюдка, нашего отца. Хотя на сей раз не без потерь.
Он поднял правую руку. Брат Гвирион повторил его движение. У обоих мизинцы были отрублены и заменены деревянными.
— Это растопка, от которой он подожжет наши тела, если поймает еще раз, — сказал старший из парней, — но за свободу это недорогая цена.
— Пока мы свободны, — добавил Гвирион.
— Ну, он не скоро заметит потерю своей повозки и пары лошадок. Он нынче столько спит! А мы можем обогнать само солнце!
Урта напомнил, что они гнали навстречу солнцу. Молодые люди взглянули в небо, потом на восток и погрузились в короткий, но яростный спор, обвиняя друг друга в глупости, потом вдруг замолкли и громко расхохотались.
