Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка
Уши прижаты. Сапоги грохочут по камню. Пробежка утром — прекрасно, только на службу опаздывать никак нельзя. Но — успела, на самую на верхушку! Даже позволила себе сделать последние шаги чуть медленней обычного. Вот и присутствие, оно же дом, оно же крепость. Точней — главная башня, донжон. Внутри — все готово! За пологом ждет бочка с горячей водой и белый церемониальный наряд. Несколько минут плеска — и хранительница правды в республике Глентуи готова взяться за куда более скучную работу: бумажную. Только сперва к сыну заглянет… Не тому, что в дереве и камне встает в устье Туи — тому, что научился сидеть, ползать и даже раз–другой сказал «мама». Начинается новый день: двадцатое марта 1400 года от основания Рима. Или 646 года от Рождества Христова.
Во–первых и в главных — люди. Те, кого пригласила с вечера — и все, кого и приглашать не надо. На лице, после встречи с сыном — следы восторга и умиления, в душе мир. Оруженосец у двери зала совещаний вытягивается. Кулак взлетает к виску. Хорошее приветствие, заодно и напоминание склонному к усобицам народу: «Пока мы едины, как пальцы в стиснутом кулаке, мы непобедимы!»
— Привет, Нейрин.
Ответ — улыбка. Часовой не имеет права разговаривать ни с кем, кроме начальника караула — одного из рыцарей. Но что хранительница помнит имя — приятно. Она, конечно, помнит все — кроме того, что предпочитает забыть…
Говорят, королю Артуру хватало двенадцати рыцарей за круглым столом. Немайн мало трех полудюжин, но разом за столом окажется не больше четырех человек. Остальные? В отъезде. На срочных заданиях. Отсыпаются после ночного бдения… Зато четверо — уже на месте. Трое откинулись на резные спинки стульев. Один выбрал древнюю мебель: водрузился на широкий и низкий табурет, поверх прикрытый подушкой. Сэр Кей: молодой, гибкий. На пятках сидеть научился! Пробовали все, пример сиды заразителен. Увы, привыкнув с детства к стульям и скамьям, редкий человек будет чувствовать себя удобно, сидя на собственных ногах.
Из трех учениц — две занятия ведут. Третья — Эйра, сестра — здесь. Предпочла стул.
Немайн выбирает сиденье старинное. Поправляет наряд. Вот — выпрямилась, взгляд обегает стол по кругу. Все на месте.
— Доброе утро, родичи.
Семью и дружину в Камбрии не различают! А что до тех, кого пригласили в башню на раз, так еще неизвестно, доброе ли для них утро — или впереди одни неприятности. Половина получит на голову стрелы и громы — все, кто наломал дров, пока сиды в городе не было. Кто справился хорошо, ждет награды.
Завтра перед Круглым столом предстанут те, кого сегодня оторвали от работы. Еще не остановлена стройка нового ветряка, не стоят и пилы по валам и шестерням — а проблемой займутся уже сегодня. Сегодня… А сегодня, наоборот, раздача пудингов!
За запас саженцев — не все пустили почки, так еще есть время заменить — благодарность, грамота, несколько золотых. За новые якоря — хорошо держат, а сделаны из обычного железа — почетная приставка к имени, тугой кошель, грамота, утверждающая клеймо. Это не значит, что другие не имеют право делать якоря. Это значит, что изобретатель получил еще одну работу: смотреть, чтобы качество изготовленных было не хуже, чем того, что на испытаниях так и не сдвинулся, пока канат не порвался. Сможет удержать качество — родится новая гильдия.
Но вот чужих глаз и ушей больше нет. Можно поговорить всерьез. Выслушать, как прошла ночь… неплохо прошла. Ветер был. Вода в ремесленных цистернах поднялась до переливной отметки. Значит, у города есть двенадцать часов работы на критических участках — вне зависимости от капиризов ветра. Проблемы тоже есть: ночные смены хуже укомплектованы.
Сэр Ллойд — старший в дружине, докладывает о порядке в городе. Несколько драк. Один случай поножовщины. С виновных взыскана вира за кровь и увечье, трупов нет. Из интересного: в город на франкском корабле пришли иноземцы, каких прежде не видывали. Страже объявили себя, как благородные люди из народа уар, по торговому делу. Франки их называют аварами…
Авары… Слово знакомое! Немайн забралась в чужую память. Что вспомнилось? Могучий каганат на Дунае, битвы с византийцами, славянами, франками… Образ злых великанов в «Повести временных лет». Поговорка: «Погибоша, аки обре».
— Это обре, что ли? — переспросила сида.
Добрые сэры пожали плечами.
— С греками поговори, — посоветовала сестра, — наверное, знают…
Стали планировать дела. Немайн про себя решила — прежде любых бесед надо непременно на грозных и загадочных обров–авар–уар взглянуть самой. Греки могут быть пристрастны, это раз. Во–вторых, интересно! В Камбрии — едва ли не главный довод. В–третьих… Зимний поход высосал все деньги из казны, вместо золота и серебра по маленькой республике ходят долговые расписки сиды. Хранительница правды не королева, скорее, кто–то вроде епископа: не расплатишься с долгами на июльской ярмарке — сдавай знак власти, ивовый посох. Значит, нужно смотреть внимательно: вдруг от иноземных гостей хороший доход получится?
2
Ссылка на остров — обычное для Рима наказание женщине, проигравшей в борьбе за власть. А еще оно очень растяжимое. Когда остров маленький и бедный, это значит — перебивайся с воды на хлеб, живи редкими подачками из столицы, которые случатся, если о тебе среди державных забот вспомнит победитель. И если чиновники, от столичных до местных, забудут, побоятся или побрезгуют эту малость разворовать.
А что, если остров — Родос? Великий город, древний побратим Рима — настолько близкий друг, что его жители считались полноправными римскими гражданами еще во времена, когда этой чести не удостоились соседи–италийцы. Морское сердце империи — вот что такое Родос! Пусть колосс разрушен землетрясением — так и надо языческому идолу! — но город по–прежнему силен и славен, и порт заполнен кораблями, военными и торговыми. Так что означает ссылка в средоточие имперской мощи?
Уж, разумеется, не привольное житье среди имперских тайн… Башню оно означает. Высокую, с толстыми стенами. С решетками на бойницах, в которые не пролезет и кошка. А мелочи, вроде обстановки в камере, качества кормежки и возможности погулять по дворику форта зависят не столько от базилевса в столице, сколько от местного коменданта. А тот совершенно не настроен злить ту, к которой еще может снизойти милость Господня.
Комендант поступил просто — сунул узницам под нос полученные из столицы инструкции. Дочери императора — значит, грамотные. Пусть читают. И — не обижаются, а ценят человека, который сделает для них все, что не запрещено приказом святого и вечного базилевса!
Значит, пища с его, коменданта, стола. Значит, будет заглядывать, спрашивать, есть ли просьбы. Просто — разговаривать. Никому другому нельзя! Кроме него — только священник, и только для исповеди. Врача — не пускать. Друг с другом поговорить тоже нельзя. Сестра Августина еще спросила:
