Глен Кук - Песнь крови
Он ворвался в цитадель Ниброк, помчался по лестнице со скоростью, болезненной даже для его железных мышц, вломился в отцову лабораторию.
Там все оказалось перевернуто вверх дном.
Жерк-младший приложил палец к стене — теплая. Поводил ладонями над полом — проявились мерцающие отпечатки. Двое мужчин, одни следы больше других. Высокий подходил к окну и выглядывал — проверял, все ли в порядке. Маленький кинулся к дверям, когда старший заметил прыгающего Ездока.
Он перечитывал отцовское письмо, когда явились Чаз с Омаром, Шпат и Су-Ча.
— Поймали? — пискнул бес.
— Нет. Они искали посмертное послание — и нашли его.
— Ч-черт, быть беде.
— У них. — Ездок указал на стену.
— Так вы поменяли его! — Су-Ча хихикнул. — Вот уж достанется им на орехи!
— И больше, чем ты думаешь. Я сам их встречать буду.
Чаз потер в предвкушении ладони, затем вытянул здоровенный и всецело запрещенный в Шасессере меч. Глянул озабоченно на острие.
— Нет, — сообщил Жерк-младший. — Я пойду один. Для всех вас есть дела.
— Ну, Ездок!
Тот на протесты внимания не обратил. Выглянул из окна.
Лаборатория задрожала, зазвенело стекло, заплясала потревоженная пыль.
— Что это?
— Военный корабль. Я должен был ощутить его раньше. Сеть повреждена больше, чем я думал. Нужно скорее покончить с этим делом и заняться ремонтом.
Площадь отозвалась разноголосым шумом. Корабль — аляповато раскрашенный бомбардир восточного флота — направился к военным причалам на Марсовых полях. Удалился — и дрожь, побочный эффект двигавшего фрегат колдовства, стихла.
— Теперь — ать-два выполнять! — приказал Ездок.
— А если поймаем убийцу? — спросил Су-Ча.
— Приведите его сюда. — В голосе Ездока зазвучал металл. — У меня есть вопросы к нему.
Чаз уже шагнул за двери, напевая под нос, — придумал, какую шутку сыграть на этот раз с Варом и Святошей. Тяп, Шпат и Су-Ча вышли следом.
Ездок же деловито собрал нужные предметы и рассовал по карманам. Затем отправился вслед за светящимися отпечатками. Точно уже знал, куда они приведут, но хотел и выведать, в какие места гости заглядывали по дороге.
Следы высвечивались за дюжину шагов впереди, гасли в дюжине шагов позади. Вскоре они разделились. Ездок решил идти за меньшими.
5
Свернув за очередной угол, Су-Ча, Тяп и Шпат узрели Чаза — тот подпирал стену, оживленно болтая с привлекательной юной особой. Варвар явно не торопился по делам.
— Парни, сейчас позабавимся, — пообещал Су-Ча, закрывая глаза.
Его тело слегка изменилось, бес уподобился ребенку лет четырех. Затем подскочил к Чазу, обнял за ноги и залепетал: «Папа, папа! Мама говорит: домой иди сейчас же!»
У варвара отвисла челюсть. Юная особа нахмурилась. Чаз заметил ухмыляющихся Тяпа со Шпатом.
— Су-Ча! — заорал Чаз. — Я с тебя шкуру сдеру, чертова нечисть, и суну ее…
— Папа, папа! Ты с ума сошел?
Чаз пинком отшвырнул беса на середину улицы, где тот едва не попал под телегу. Юная особа завизжала и принялась костерить варвара. Чаз попытался объясниться — девица не верила ни единому слову. Такие они, бесы!
Разъяренный Чаз шагал и на окружающее, вопреки северной науке выживания, вовсе не смотрел. Потому и не заметил коренастых крепышей, хотя те очень выделялись даже среди десятка тысяч самых экзотических иноземцев, запрудивших улицы Шасессеры.
Варвар бродил, расспрашивая знакомых Вара и Святоши. Никто их не видел. Чаз встревожился: с чего их так тяжело отыскать?
С налетчиками он познакомился, когда вздумал сократить путь по узкой аллее. Крепыши предпочитали закоулки.
Позади вдруг раздался топот. Чазова дикарская реакция осталась по-прежнему мгновенной — из ножен выскочил нелегальный, но весьма редко в том уличаемый меч. Первый из крепышей завыл и испустил дух — вместе с кишками из брюха. Второй завизжал, хватаясь за рассеченный бицепс. Прочие остановились и попятились.
Эмеральд обозвал своих людей идиотами, обозвал и себя зато, что связался с такими, и проклял приказы, пригнавшие его в Шасессеру. Затем велел перестроиться. Вперед вышли двое с гладиаторскими сетями.
Чаз самоубийственным геройством не страдал и тоже отступил. Но люди с сетями дело знали. Ложный выпад, еще один, сеть летит — к ногам, к мечу. На Чаза обрушился град кирпичных обломков. Один врезался в щиколотку — и варвар отвлекся на мгновение.
Взлетевшую высоко сеть он отбил, но правая нога попалась в другую, брошенную низко. Чаз рухнул — и вся толпа бросилась на него. Он ревел и выл, пинал, махал кулаками и кусался, разбрасывая крепышей по аллее, пока Эмеральд не подскочил картинно и не тяпнул по твердому северному черепу кисетом, прихваченным у Святоши.
Чаз провалился в темень.
Вар очнулся в болезненно дергающемся туманном мире. Сперва показалось: вокруг огромный темный амфитеатр, стены где-то в невообразимой дали, лампы на них — крошечные искорки среди ночи. Затем реальность собралась с силами — и ошарашенному Вару открылась комната, загроможденная аляповатой восточной мебелью. Перед пышно изукрашенным гобеленом прохаживалась стройная золотокожая женщина невероятной красоты — крохотная и юная, хотя явно не ребенок. Двигалась она с животной грацией — и бедная голова Вара закружилась еще сильнее.
Заговорила тихо. Ей ответил приглушенный мужской голос. Вар слов не разобрал, но голос показался знакомым. Женщина глянула на пленников.
Ну и удивительные же глаза! Огромные, зеленые — в таких мужская душа тонет невозвратно. От этой малютки и каменное сердце растает!
Повернулась к собеседнику:
— Жаловаться нет смысла. Эмеральд не здесь. Да и никаких изменений в план внести нельзя, пока не явится Господин.
Мужской голос сделался визгливей, но слов было по-прежнему не разобрать. Вару очень захотелось взглянуть на его хозяина.
— Твои желания важны лишь настолько, насколько совпадают с волей Господина, — ответила женщина.
Мужской голос стал сердитым, угрожающим. Женщина улыбнулась, показала на пленников:
— Хочешь к ним? Или будешь исполнять волю Господина?
Жалобы и угрозы стихли.
Тем временем мир вокруг Вара качался, дергался, сжимался и неподобающе переворачивался. Затем снова обрушилась тьма.
Когда Вар пришел в себя, к его лицу подобрался здоровенный мохнатый кот. Принялся невозмутимо обнюхивать.
Другой мужской голос проворчал что-то на восточном языке. Затопало множество ног, кто-то закряхтел. Рядом плюхнулось тело. Коренастый грубый крепыш склонился над ним, втиснул что-то маленькое, коричневое меж обмякших губ.
