В. Бирюк - Догонялки
…
На другой день устроили отвальную моим работникам — страда вот-вот начнётся, хлеба уже налитые стоят. Денька три пройдёт — надо уже жать в полную силу. Выкатил и бражки от души, и баранчика зарезали. Домна расстаралась — такие пироги сделала… Пальчики оближешь! Я, естественно, несколько подёргался: напоследок всякие негоразды могут случиться. Например, по Бунинской «Деревне»:
«Уезжая под Казанскую в город, мещане устроили у себя в шалаше „вечерок“, — пригласили Козу и Молодую, всю ночь играли на двух ливенках, кормили подруг жамками, поили чаем и водкой, а на рассвете, когда уже запрягли телегу, внезапно, с хохотом, повалили пьяную Молодую наземь, связали ей руки, подняли юбки, собрали их в жгут над головою и стали закручивать веревкой. Коза кинулась бежать, забилась со страху в мокрые бурьяны, а когда выглянула из них, — после того, как телега с мещанами шибко покатила вон из сада, — то увидела, что Молодая, по пояс голая, висит на дереве».
Ну и зачем мне здесь эти «селянские игры»? Так что, баб быстренько загнали в избу и…
«Гуляй рванина
От рубля и выше».
Сам-то я воздерживаюсь. Сухан, Ивашко, Ноготок у меня принципиальные трезвенники. А с такой командой и малопьющим от скуки торком — от скуки и так бывает — желающие могут тихонько сопеть в сторонке. Может, у кого из работников и были какие-то пожелания-мечтания, но… не реализовались. Так что, разошлись мы мирно. Не только без мордобоя, но и с выражениями взаимной приязни.
…
Как отпустил я работников с Пердуновки, так стало у меня тихо и пустынно. «То — густо, то — пусто» — острое ощущение народной мудрости прямо поутру. То у меня полсотни человек да полтора десятка коней каждый день на работу выходило. А то и десятка работников нет. Пришлые ушли, Филька своих тоже на нивы увёл. Ещё и помощников выпросил.
Тихо, пустынно, скучно. Куча всякого всего начато, заготовлено, а до ума не доведена. С чего начать, за что хвататься?
«Тихо в лесу
Только не спит барсук
Уши свои он повесил на сук
И тихо танцует вокруг».
Впрочем, безделье да унынье — не «мои лошади». «Танцевать тихо» — мне не свойственно. Видели ли вы, как на концерте «Deep Purple» в Бирмингеме Джон Лорд на рояле Бетховена пополам с канканом наяривает? А у него с носа капли пота летят? Вот к этому состоянию и надо стремиться. Пахота с куражом — в кайф.
Не так резво, как в предыдущий месяц, но непрерывно, «по-долбодятельски» мы постепенно продвигались дальше. Поставили крыши над общинным домом и двумя амбарами, с чего я и начал застройку Новых Пердунов. Сбили и навесили ворота на проём в частоколе. Из «горниста» и «сколиозника» сформировалась маленькая бригада по строительству колодцев. Два колодца построили — дважды пришлось дураков откапывать.
Как раз, когда мы начали складывать первый сруб с подклетью на будущем боярском подворье, прибежала Кудряшкова. Встала в стороне, руки к груди прижаты, глаза вылуплены и… молчит. Я и не заметил её, пока кто-то рядом в бок не толкнул и не крикнул:
— Гля, прибёгла чегой-то. Чего тебе, дура?
— Тама… эта… поп пришёл… ладейкой снизу.
Четверо парней из «пауков» притащили «поповскую кошёлку». В лодке — поп Гена и парнишка его, который при всех обрядах прислуживает. «Кошёлка» — полная. Даже две овцы есть. Пока майно разгружали да пристраивали, я успел с «пауками» парой слов перекинуться.
— Откуда столько-то?
— Дык… эта… Он же ж… прорва! Мы ж, к примеру, жать собралися. Ну. Тут этот: «надобно молебен на урожай отслужить». Ну, отдали ярку. После, слышь-ка, «надо покойничков отпевать». Ну, отпевай. Ага. Всех, значится, со страды — на кладбище. И машет и машет, молотит и молотит… А зерно-то в колосе — не булыга на дороге — долго не улежит. Ну — «на», только отвяжися. Всем берёт — и хлебом, и холстом, и овчинами… После два дня в Рябиновке побыл. Там, слышь-ка, вроде потише был. Видать, владетеля забоялся. А теперя вот — улыбается хитренько и злобствует не сильно.
«Злобствует не сильно» — я увидел сразу. Для начала поп занял центральную избу, и мне, с моими людьми и вещичками, пришлось перебираться в новостройки. Овечек своих к Фильке на двор поставил, долго объяснял, как их кормить. За это время Николай поймал у нас в подвале его мальчишку и отодрал за уши. Тут же получил от попа «отеческое внушение» за «неподобающее отношение». После чего «облобызал длань иерейскую» и отправился исполнять свеженаложенную епитимью — отчитать триста «Богородец» с поклонами перед иконою. Но в целом… я ожидал худшего.
— Надо окрестить язычников.
— Окрестим.
— Отпеть покойников?
— Отпоём.
— И всем — святое причастие.
— Не, нельзя. Только в храме. По Седьмому правилу Второго Никейского Собора в престолы, на которых совершается евхаристия, должны полагаться частицы мощей святых мучеников.
Вона чего! Это где ж столько костей нетленных набрать? Видать поэтому в конце 17 века это правило в России было отменено: мучеников у нас всегда хватало, а вот которых из них в этот раз считать «святыми»…
— Освятить новостройку мою?
— Завтра с утречка.
— С исповедованием не тяни — мне люди на работах нужны.
— Дак кто ж тянет! Прям сегодня.
Поп спокойно соглашался на всё. И на публичную исповедь перед всей общиной, и на проведение разводов. Даже развёл Кудряшка с женой без его присутствия: удовольствовался фразой о болезни его. И брал довольно по-божески. Правда, когда каждый шаг — ногата, то «итого» — не мелко выходит. Но — приемлемо. Я платил за всё серебром, и за требы для местных смердов тоже. Филька, унюхав халяву, тут же потребовал освятить его корову. «Ну… чтоб эта… доилася лучше». К моему удивлению, Геннадий за две ногаты старательно помахал кадилом перед всем деревенским стадом.
Очень сговорчивый, отзывчивый и доброжелательный служитель культовый. Была пара мелочей, которые меня смущали. После общей исповеди, прошедшей при моём участии, под моим присмотром и с моим рефреном: «Грешен я. Ибо человеци суть. Признаю и раскаиваюсь. Следующий», поп довольно долго беседовал с некоторыми из моих людей. Проведённый «экзит-пол» дал ощущение, что попу по-рассказывали кое-что лишнее. Но, вроде бы, не смертельно. Вторая странность: он мне в глаза не смотрит. Неприятно, но, может, так и надо — типа священническое смирение и послушание.
В последний вечер устроили отвальную. Я расщедрился — подарки кое-какие попу подарил. Домна стол приличный накрыла, бражки выкатила. С началом банкета мы несколько подзатянули — «кошёлку поповскую» загружали. Так что, засиделись затемно.
