Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)
продекламировал он хриплым голосом.
Я зааплодировал, и он просиял и поклонился.
– Мастер Мордимер Маддердин из Святого Официума, - пояснил ему Риттер и с полуироничной-полуозорной усмешкой ожидал реакции товарища.
Куфельберг, однако, нимало не был обеспокоен его словами.
–Остерегайся, ведьма, порожденье тьмы,
Сияния креста, что слепит очи,
Остерегайся пламенных молитв,
И свет костра, что смерть твою осветит –
продекламировал он снова.
Я вздрогнул.
– Насколько я знаю, запрещено ставить подобные драмы, - сообщил я. - И, судя по этим строкам, полагаю, что пьеса должна получить разрешение цензуры.
Куфельберг громко захохотал. Я заметил, что у него крепкие, здоровые и белые зубы - редкость в наше время.
– Я просто актёр, как говорится, комедиант, - сказал он с наигранной скромностью. - И мне сложно судить о высоком искусстве. В целом, о любом искусстве. Но то, что сочинил Хайнц, мне нравится. Аааааррррр, – взревел он снова, обнажая зубы. - Я Танкред Рыжий, убийца дев и ужас епископов!
– Наоборот, – буркнул Риттер холодным тоном.
– Ну да, - признал актёр через минуту. - Это из последней сцены, - пояснил он, - но и раньше есть немало хороших сцен. Я надеюсь, что вы не вырежете слишком много, потому что это было бы прискорбно.
– Я присутствую здесь как частное лицо, – заверил я, хотя и знал, что они не поверят.
Признаюсь, что мой интерес к литературе родился в результате случая. Конечно, в Академии Инквизиториума мы изучали некоторые из современных и древних произведений, и наши преподаватели объясняли, как в невинных, казалось бы, текстах, можно отыскать богохульные ереси. Вы удивились бы, любезные мои, зная, как много может прочитать между строк опытный инквизитор. Тем не менее, знание современной литературы, всех этих драм, комедий, стихов, эпиграмм и гротесков, я получил благодаря мастеру-печатнику Мактоберту. Однажды у меня была возможность очистить его от несправедливых обвинений завистников (да, да, нашлись люди, которые считали, что святое пламя инквизиции можно использовать в подлых целях), и печатник в благодарность подарил мне образцы своих работ. Сложенные в большую кучу в моей квартире, они скрасили немало моих свободных часов.
Я, конечно, далёк от того, чтобы считаться экспертом в новейших театральных веяниях, и с полным смирением признаю, что имею весьма смутное представление о том, какие звезды сияют ярче всех на небосводе высокого искусства. Несмотря на свой размер, Хез не был в числе городов, наиболее посещаемых артистами. Имперская столица легко обходила нас, возможно, потому, что Святейший Папа и его службы закрывали глаза на выходки поэтов, драматургов и художников. А в Хезе, под твёрдой рукой Его Преосвященства, всегда недоставало творческой свободы. Кроме того, епископ Герсард полагал, что шутов, жонглёров и канатоходцев вполне достаточно, чтобы развлечь его подданных, а организация необходимого количества религиозных постановок скрасит мирянам их повседневную жизнь.
– А Илона? – спросил Риттер, понизив голос. - Уже приехала?
Куфельберг кивнул.
– Да, да. Приехала, – ответил он.
Потом опять возвёл глаза к небу и, закрыв глаза, продекламировал с чувством:
–Подобно тело северным снегам,
Свечением зари она сияет,
Как бриллианты блеск её очей -
Так всякий милую мою узнает.
– Такая кожа, как на мой вкус, казалась бы излишне синеватой, - пошутил я, но Куфельберг посмотрел на меня с упрёком.
– Скоро сами увидите, - заявил он. - Я ручаюсь, что сердце ваше забьётся побыстрее. У всех начинает колотиться...
Мы оставили рыжебородого актёра возле забора и вошли в сарай. На сколоченной из свежих досок сцене уже стояло несколько комедиантов, другие сидели на скамейках, ожидая своей очереди. Пока большинство из них не были наряжены, что не удивительно, поскольку костюмы были не дёшевы и, как правило, не использовались на репетициях, а только во время выступлений.
Женщину, о которой говорили Риттер и Куфельберг, я увидел сразу. Трудно было бы не обратить на неё внимание, в толпе актёров она сияла, подобно солнцу. Высокая, с длинными волнистыми волосами цвета спелой пшеницы и алебастровой кожей. Она была одета в голубое платье, которое открывало стройную шею и плотно облегало высокую грудь.
– Вы дали роль женщине? - Ошарашено прошипел я на ухо Риттеру. - Люди епископа с вас шкуру сдерут!
Да, до нас дошли слухи о театральных новинках из столицы, где женские роли стали поручать женщинам, но епископ не скрывал, что считает это оскорблением приличий, и женские роли должны были исполнять одетые в платья юноши с высоким голосом. Всё для того, чтобы не оскорбить общественную мораль и не сеять зло среди наших овечек.
– В противном случае мы не имели бы средств, - прошептал в ответ Риттер. - Взгляните, это её отец. – Он осторожно указал мне на толстого мужчину в чёрном кафтане. - Уступил капризу дочери... Пусть девушка наслаждается театром, пока может, потом эту роль всё равно получит молодой Вернер.
– Я надеюсь, вы сказали ей об этом?
Риттер посмотрел на меня искоса и ничего не ответил.
– О, - сказал я. - Тогда не завидую вам, потому что девушка выглядит так, будто знает, чего хочет...
– О, да. "Слабость, имя твоё - женщина", - процитировал он одну из своих пьес. - Отца обвела вокруг пальца. Жаль только, что старик ходит за ней по пятам, так что никто из нас даже не смеет мечтать, чтобы провести с ней хоть миг наедине.
–А она? Не отказалась бы от этого? – спросил я, поскольку знал по опыту, что женское коварство способно справиться с любым стражем.
–Да черт её... простите, знает, - проворчал он. - Ей двадцать лет, и, похоже, отец хочет выдать её за дворянина хорошего рода. Богаты-ы-й, – протянул он, дополнительно понизив голос. - Рано или поздно, купит себе зятя.
Илона воздела руки к небу и, глядя куда-то вдаль, взмолилась Богу в тоске по любимому. У неё был довольно низкий, но приятный голос, и, если только моё неискушённое ухо могло должным образом судить, прекрасная дикция. Остальные актёры стояли и смотрели на неё, как на картину, а молодой человек, стоящий рядом, даже прикусил высунутый кончик языка. Я усмехнулся.
– Кровь не водица, – заметил я. - Взгляните на этого парня. – Я незаметно указал на молодого человека.
– Иоганн Швиммер, - Риттер усмехнулся. - Сейчас на сцене представляют пару любовников, и я уверен, что он продал бы душу дьяволу... ой, извините... - он глянул на меня с тревогой, но я не отреагировал на его оговорку, - чтобы только искусство превратилось в реальность.
