Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Мау вытащил топор и усвоил урок. Как и множество мальчиков до него, однажды вечером Мау залез на то дерево и нашел сотни зарубок — поколения благодарных мальчиков оставляли здесь этот, или такой же, топор для тех, кто придет за ними. Иные из этих мальчиков — уже Дедушки, там, в пещере, на горе, дома.
Они видят на много миль вокруг — может быть, смотрели и на него, на Мау, когда он нашел бревно, хорошо выдержанное и не слишком старательно спрятанное среди панданусов в дальней части островка. Вот Мау доберется домой и всем расскажет, что нашел бревно, и все скажут, что ему повезло и что, может быть, это бревно боги положили туда. Мау подумал и вспомнил, что недавно его отец и пара дядюшек ездили ловить рыбу в эту сторону, а его с собой не взяли…
Он хорошо провел время. Он умел разводить костер и нашел пресноводный ручеек. Он сделал копье, которое годилось для ловли рыбы в лагуне. И еще построил хорошее каноэ — крепкое и легкое, с балансиром. Можно было сделать на скорую руку, чтоб только домой добраться, но Мау обстругал каноэ ножом и отполировал шкурой ската до того, что оно словно шептало, скользя по воде.
Мау не спешил приблизить последний день своей мальчиковой жизни. Так посоветовал отец. «Наведи порядок в лагере, — сказал он. — Скоро ты будешь принадлежать жене и детям. И это правильно. Но порой ты будешь с нежностью вспоминать последний день, когда был мальчиком. Пусть у тебя останется добрая память. И возвращайся вовремя, чтобы поспеть к пиру».
Мау так убрал свою стоянку, что и следов не осталось. Он в последний раз встал перед древним деревом табаго с топором в руках. Он был уверен, что Дедушки смотрят ему в спину.
Он знал, что все будет точно так, как надо. Прошлой ночью в небе сошлись звезды Воздуха, Огня и Воды. Хорошее время для новых начинаний.
Мау нашел нетронутое место в мягкой коре и занес топор. Перед глазами мелькнула голубая бусина на нитке, обвязанной вокруг запястья, — она сохранит его по дороге домой. Отец говорил, что на обратном пути Мау будет очень гордиться собой. Но он должен вести себя осторожно, чтобы не привлечь внимания каких-нибудь богов или духов. Пока он не получил новую душу, он в опасности. Он как мией гауи, маленький синий краб-отшельник, что раз в году перебегает из одной скорлупы в другую, — легкая добыча для любого случайного кальмара.
Эта мысль пугала, но каноэ было хорошим, море — спокойным, и Мау полетит по воде быстро, да-да! Он со всей силы взмахнул топором, думая: «Ха! Следующий мальчик, который вытащит этот топор, по справедливости заработает звание мужчины».
— Мужчины помогают друг другу! — прокричал он, когда каменное лезвие вонзилось в кору.
Он хотел, чтобы этот крик возымел какой-то эффект. Но на такой — даже не рассчитывал. Со всех концов островка, подобно взрыву, в небо поднялись птицы. Они роились, как пчелы. Вьюрки, цапли, утки взлетели из кустов, воздух наполнился паникой и перьями. Несколько самых крупных птиц направились в море, но большинство просто кружило в небе. Они как будто боялись оставаться на острове и в то же время не знали, куда лететь.
Мау шел на берег, пробираясь сквозь птичьи стаи. Ярко раскрашенные крылья мельтешили у лица, как летящие градины, и это было бы волшебно красиво, только все без исключения птицы, едва взлетев, гадили на лету. Когда торопишься, ни к чему тащить с собой лишний вес.
Что-то было не так. Это чувствовалось в воздухе, во внезапном спокойствии; мир как будто взяли и придавили тяжелым прессом.
И вдруг это что-то ударило Мау, повалив его на песок. Казалось, голова сейчас взорвется. Это было еще хуже, чем тогда, когда Мау играл в «собери камни со дна» и слишком задержался под водой. Что-то давило на мир, как огромный серый камень.
Потом боль ушла, вспоров воздух, — так же быстро, как и появилась. Мау задыхался, оглушенный. Небо над головой все так же кишело птицами.
Мау, шатаясь, поднялся на ноги. Он знал только, что отсюда надо уходить, и больше ничего, но, по крайней мере, он ощущал это каждым волоском и каждым ногтем.
В чистом небе прогремел гром. Один неимоверный раскат, сотрясший горизонт. Мау, нетвердо ступая, сбежал к маленькой лагуне, а шум все не прекращался. Вот и каноэ — ждет на белом песке у края воды. Но вода, обычно спокойная, танцевала… танцевала, словно под сильным дождем, хотя никакого дождя не было.
Надо убираться отсюда. Каноэ легко соскользнуло в воду, и Мау яростно погреб к просвету между рифами, ведущему в открытое море. Вокруг каноэ и под ним рыбы пробивались в ту же сторону. Звук длился, словно что-то твердое врезалось в воздух, разбивая его на куски. Он заполнил все небо. Мау словно великан ударил по ушам. Мау попытался грести быстрее, но потом у него в голове появилась мысль: «Животные спасаются бегством. Так говорил отец. Мальчики спасаются бегством. Мужчины — нет. Мужчина смотрит на врага, чтобы узнать, что тот делает, и найти его слабое место».
Мау вывел каноэ из лагуны, оседлал прибой и легко вылетел в океан, а затем огляделся вокруг, как мужчина.
Горизонт был одним огромным облаком. Облако кипело и росло, полное огня и молний, и рычало, как в кошмарном сне.
Волна ударила в коралл, и это тоже было неправильно. Мау знал море, и так не должно было быть. Остров Мальчиков быстро удалялся, потому что ужасное течение тащило Мау к огромному пузырю, надутому бурей. Горизонт словно всасывал море в себя.
Да, мужчины смотрят в лицо врагу, это правда. Но иногда они поворачиваются спиной и гребут изо всех сил.
Только это ничего не изменило. Море текло туда, к черному облаку, а потом вдруг опять затанцевало, как вода в лагуне. Мау старался не потерять головы и боролся с каноэ, пытаясь удержать его.
Он доберется домой. Как же иначе? У него в голове была маленькая и отчетливая картинка. Он вертел ее в голове, рассматривая со всех сторон, упиваясь ею.
Соберутся все. До единого. Без исключения. Хворые старики скорее согласятся умереть на циновках у края воды, чем пропустить это событие. Женщины родят прямо там, если по-другому не получится, наблюдая, как возвращается домой его каноэ. Пропустить прибытие нового мужчины — немыслимо. Это навлекло бы ужасное несчастье на весь Народ.
Отец будет смотреть на него, стоя на краю рифа, и они вытащат каноэ на песок, и прибегут все дядюшки, и новые молодые мужчины будут наперебой поздравлять его, а мальчики, которых он обогнал, будут завидовать, а мать и другие женщины начнут готовить пир, и будет… то, что делают острым ножом, когда нельзя кричать, а потом… потом будет всё.
Если только у него получится удержать в голове эту картину, она превратится в реальность. Это была сверкающая серебряная нить, которая связывала его с будущим. Она подействует, как якорь богов, который удерживает их на месте.
