Майкл Муркок - Меч рассвета
– С какой стати Эльверезо Тозеру, величайшему драматургу мира, становиться шпионом?
Этим словам, сказанным Тозером в презрительном тоне, как-то недоставало уверенности.
Ноблио закусил губу и позвонил слуге.
– Это вам предстоит объяснить, сэр, – весело сказал Гьюлам д'Аверк и притворно закашлялся. – Прошу прощения: легкая простуда. В замке полно щелей, и такие сквозняки гуляют…
– Я бы также хотел объясниться, – ответил Тозер, – если, конечно, найду щелочку для себя, – он выжидательно взглянул на них. – Щелочку, которая помогла бы нам забыть о щели, если вы меня понимаете…
– Посмотрим, – отозвался Ноблио и приказал вошедшему слуге принести вина. – Вы голодны, господин Тозер?
– «Я буду есть хлеб и мараханское мясо…» – мечтательно ответил Тозер. – «Ибо все, что подают дураки, просто…»
– В этот час мы можем предложить вам сыру, – с иронией прервал его д'Аверк.
– «Анналы», акт шестой, сцена пятая, – сказал Тозер. – Помните эту сцену?
– Помню, – кивнул д'Аверк. – Мне всегда казалось, что эта часть слабее всего остального.
– Утонченнее, – важно ответил Тозер. – Утонченнее.
Слуга принес вино. Без зазрения совести Тозер налил себе полный кубок.
– Смысл литературы, – сказал он, – не всегда понятен простым людям. Через сто лет они поймут, что последний акт «Анналов» – это, на самом деле, не плохо продуманное и написанное в спешке произведение, как посчитали некоторые тупые критики, а сложная структура…
– Я тоже немного пишу, – сказал Ноблио, – но должен признаться что и я не увидел никакого скрытого смысла. Может быть, вы объясните нам?
– В другой раз, – сказал Тозер, безразлично махнув рукой. Он выпил вино и снова налил полный кубок.
– А пока, – твердо сказал Хоукмун, – расскажите, как вы попали в Камарг. Мы считали, что сюда невозможно проникнуть, но теперь…
– О, не беспокойтесь, – ответил Тозер. – Сделать это смог только я – благодаря силе своего ума.
Д'Аверк скептически посмотрел на него и почесал подбородок:
– Благодаря силе вашего… ума? И каким образом?
– Древнее искусство, которому меня обучил один философ, живущий в недоступных долинах Йеля… – Тозер рыгнул и налил себе еще вина.
– Йель – это юго-западная провинция Гранбретании, не так ли? – спросил Ноблио.
– Да. Далекая, почти безлюдная страна. Несколько темнокожих дикарей, живущих в землянках, и больше никого. После того, как моя пьеса «Чершиль и Адульф» вызвала недовольство некоторых лиц при дворе, я решил исчезнуть на какое-то время и оставил моим врагам имущество, деньги и всех своих любовниц. В таких мелочах, как политика, я не разбираюсь. Почем мне было знать, что я описал в пьесе кое-какие придворные интриги?
– Вы впали в немилость? – спросил Хоукмун, пристально разглядывая Тозера. Этот рассказ мог быть частью заранее придуманной лжи.
– Более того, я чуть не лишился головы. Да и деревенская жизнь почти доконала меня, потому что…
– И вы встретили философа, который научил вас путешествовать сквозь плоскости? И прибыли сюда искать защиты? – Хоукмун внимательно следил за реакцией Тозера на эти вопросы.
– Нет. Ну, да… – ответил драматург. – Я хочу сказать, что точно не знал, куда попаду…
– Думаю, вас послал король-император, чтобы уничтожить нас, – сказал Хоукмун. – Думаю, господин Тозер, вы лжете.
– Лгу? А что такое ложь? И что такое правда? – Тозер кисло улыбнулся Хоукмуну и икнул.
– Правда – это то, что по вашей шее плачет веревка, – спокойно сказал Хоукмун. – Вас надо повесить, Тозер, – он коснулся рукой тусклого Черного Камня у себя во лбу. – Я знаю, на что способна Империя Мрака. Я много раз попадал в ее ловушки и не желаю быть обманутым еще раз. – Он посмотрел на остальных. – Короче, я за то, чтобы его повесить.
– Но надо узнать, не сможет ли кто-нибудь еще добраться до нас, – резонно возразил д'Аверк. – Не стоит торопиться, Хоукмун.
– Клянусь, я единственный! – Тозер заволновался. – Скажу откровенно, добрый господин, мне приказали проникнуть сюда. У меня был выбор: либо соглашаться, либо до самой смерти гнить в тюремных подвалах дворца. Узнав секрет старика, я вернулся в Лондру, полагая, что приобретенная способность позволит договориться с теми, кто был недоволен мною. Я только хотел, чтобы мне вернули прежнее положение при дворе, а у моих пьес вновь появились зрители. Однако, когда я рассказал о том, чему научился, владыки Гранбретании стали угрожать мне. Поэтому пришлось пообещать, что я перенесусь сюда и разрушу машину, которая перенесла вас в эту плоскость… И вот я здесь. Признаюсь, я рад, что убежал от них. Очень не хочется рисковать своей шкурой, досаждая вам, добрые люди, но…
– Неужели они не сделали всего возможного для того, чтобы вы выполнили приказ? – спросил Хоукмун. – Странно.
– Сказать по правде, – ответил Тозер, потупив взор, – я не думаю, чтобы они поверили мне, – просто хотели проверить. Когда же я согласился и мгновенно исчез, они, наверное, были потрясены.
– Не похоже, чтобы властелины Империи Мрака были настолько неосмотрительны, – задумчиво сказал д'Аверк и нахмурился. – Однако если вы не можете убедить нас, то нет основания полагать, что и они вам поверили. Тем не менее, я сомневаюсь в вашей искренности.
– Вы ведь рассказали им об этом старике? – спросил Ноблио. – Значит, они сами смогут узнать его секрет!
– Отнюдь, – гордо ответил Тозер. – Я сказал им, что приобрел эту способность за много месяцев одиночества.
– Немудрено, что они не приняли вас всерьез, – улыбнулся д'Аверк.
Тозер казался оскорбленным. Он выпил еще вина.
– Трудно поверить, что вы оказались здесь только благодаря силе воли, – признался Ноблио. – Вы уверены, что не пользовались никакими другими средствами?
– Никакими.
– Мне это совсем не нравится, – хмуро сказал Хоукмун. – Даже если Тозер сказал правду, владыки Гранбретании уже думают над тем, где он приобрел эту способность и будут следить за каждым его шагом. Я почти уверен, что они найдут старика – и тогда у них будет возможность перенестись сюда со всем своим войском. Мы обречены!
– Да, тяжкие времена, – сказал Тозер, вновь наполняя кубок. – Вспомните «Короля Стальина», акт четвертый, сцена вторая: «Безумные дни, безумные всадники, и смрад войны по миру всему!» Да, я был провидцем и не знал этого!
Он явно захмелел. Хоукмун внимательно посмотрел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не веря, что перед ним великий драматург Тозер.
– Вижу, вы удивлены моей бедностью, – сказал Тозер заплетающимся языком. – В этом виноваты несколько строк в «Чершиле и Адульфе», как я уже говорил. О, превратности судьбы! Несколько честных строчек, и вот я здесь, и меня грозятся повесить. Вы, конечно, помните эту сцену и слова? «Двор и король, продажны тот и этот…» Акт первый, сцена первая. Пожалейте меня, сэр, не вешайте. Перед вами великий художник, погубленный силой своего таланта.
