Эйдзи Ёсикава - Мусаси
– Я хотел, чтобы ты отправился со мной, ведь мы всегда были заодно. Но помнишь, как повела себя твоя мать? Она рыдала и говорила, что я тронулся и вообще ни на что не гожусь. А твоя невеста Оцу, моя сестра, а все остальные? Они плакали, повторяя, что деревенские ребята не должны покидать родных мест. Может быть, они и правы. Мы с тобой – единственные сыновья в своих семьях, и если нас убьют, кто будет продолжателем рода? Но разве в этом дело? Разве так можно жить?
Они убежали из деревни, и теперь не оставалось преград между ними и военной славой. Они пришли в лагерь Симмэна, и война предстала перед ними в подлинном обличье. Им откровенно заявили, что самураями их не сделают ни завтра, ни через месяц службы, невзирая на заслуги их отцов. В глазах Исиды и других военачальников Такэдзо и Матахати были простыми деревенскими парнями, почти мальчишками, которые раздобыли себе копья. Самое большое, на что они могли рассчитывать, – это служить простыми пешими солдатами. Их служба – если это можно было назвать службой – заключалась в том, чтобы носить оружие других воинов, таскать котлы для варки риса и прочую посуду, косить траву, ремонтировать дороги и иногда ходить в разведку.
– Хороши самураи! – с горечью говорил Такэдзо. – Ничего смешнее не слышал. Отрубить голову полководцу! Я не то что к полководцу, к простому самураю не смог ни разу приблизиться. Наконец-то все это кончилось. Что же нам делать? Я не могу бросить тебя одного. Как я посмотрю в глаза твоей матери и Оцу?
– Такэдзо, я тебя ни в чем не виню. В нашем поражении виноват двуличный Кобаякава. Вот кого мне хотелось бы заполучить в свои руки. Убил бы негодяя!
Часа через два друзья стояли на краю небольшой лощины, росший там тростник был повален и поломан бурей. Вокруг ни дома, ни огонька, но лежало множество трупов. Голова одного воина откатилась в высокую траву, другой упал в маленький ручеек, третий запутался в сбруе убитого коня. Дождь смыл кровь, и в лунном свете мертвая плоть блестела, как рыбья чешуя. Стрекотанье цикад звучало заупокойной молитвой.
Слеза скатилась по щеке Матахати. Он обреченно вздохнул.
– Такэдзо, если я умру, ты позаботишься об Оцу?
– Что ты болтаешь?
– Кажется, я умираю.
– Если кажется, то и вправду умрешь, – отрезал Такэдзо. Матахати, конечно, очень слаб, но неужели он не может поддержать друга хотя бы морально? – Возьми себя в руки, Матахати, не будь нытиком.
– Мать-то найдет, на кого опереться, но Оцу совсем одна. Она всегда была одинокой. Так жаль ее. Обещай, что позаботишься о ней, когда я умру.
– Перестань хныкать. От расстройства желудка еще никто не умирал. Рано или поздно мы набредем на какой-нибудь дом, и тогда я уложу тебя в постель, дам лекарство. А теперь прекрати причитать.
Чуть дальше они наткнулись на место, заваленное таким множеством трупов, словно уложили целую армию. Они уже равнодушно смотрели на них, привыкнув к крови. Холодным взором окинув поле боя, они остановились отдохнуть.
Пока они переводили дыхание, какое-то движение среди трупов привлекло их внимание. Они инстинктивно пригнулись и стали напряженно всматриваться в темноту. Что-то мелькнуло впереди, словно пробежал вспугнутый кролик. Присмотревшись, они увидели, что кто-то сидит согнувшись, пытаясь спрятаться. Решив, что это какой-то одинокий самурай, друзья приготовились к схватке с ним, но к их удивлению оказалось, что это девочка, одетая в кимоно. На вид ей было лет четырнадцать. Широкий пояс-оби из золотой парчи, стягивавший ее талию, местами был залатан. Какое странное зрелище она являла собой здесь, на поле битвы! Девочка с подозрением и по-кошачьи зорко наблюдала за ними.
Такэдзо и Матахати не могли взять в толк, что делала девочка в глухую ночь среди трупов и витающих между ними привидений.
Некоторое время они молча смотрели на нее. Потом Такэдзо спросил:
– Ты кто?
Она вскочила и бросилась бежать.
– Стой! – крикнул Такэдзо. – Я только хочу спросить. Не уходи! Девочка исчезла, как вспышка молнии. Во тьме тонко звякнул колокольчик.
– Может, привидение? – задумчиво произнес Такэдзо, тупо вглядываясь в ночной туман.
Дрожащий Матахати деланно засмеялся.
– Если они и бродят здесь, то это души убитых воинов.
– Жаль, что я ее спугнул, – сказал Такэдзо. – Неподалеку должна быть деревня. Девчонка показала бы дорогу.
Они двинулись дальше и поднялись на ближайший холм. По другую сторону холма, к югу от горы Фува, тянулось болото. Впереди, примерно в полукилометре, виднелся огонек.
Спустившись, друзья увидели, что это не простой деревенский дом. Строение было окружено толстой глиняной стеной, внушительными и грозными хотели казаться ворота, вернее остатки от них, поскольку они были очень старые и требовали починки.
Такэдзо подошел к двери и негромко постучал.
– Есть кто дома?
Не получив ответа, он постучал снова.
– Простите за беспокойство в такой час, но мой друг болен. Мы вам не помешаем. Другу нужен отдых.
За дверью послышался шепот, затем шаги.
– Вы воины, уцелевшие после битвы при Сэкигахаре? – спросил детский голос.
– Да, – ответил Такэдзо. – Мы из войска Симмэна, князя Иги.
– Немедленно уходите! Если вас здесь найдут, нам несдобровать.
– Послушайте, нам бы не хотелось вас беспокоить, но мы долго идем. Нам бы немного отдохнуть.
– Пожалуйста, уходите!
– Хорошо, уйдем, если вы настаиваете. Не найдется у вас желудочного лекарства? Другу так плохо, что мы не можем идти дальше.
– Я не знаю…
Послышались удаляющиеся шаги и позвякивание колокольчика.
Вдруг они увидели женское лицо в створке сёдзи. За ними все это время наблюдали.
– Акэми, – раздался женский голос, – впусти их! Это пешие воины. Патрули Токугавы не станут терять на них время, для них это не добыча.
Акэми открыла дверь, и женщина – ее звали Око – выслушала историю друзей. Договорились, что они будут спать в амбаре. Матахати дали пережженную магнолию, растертую в порошок, и легкий рисовый отвар с зеленым луком. После этого Матахати проспал несколько дней подряд как убитый. Такэдзо сидел на страже и лечил свои раны, промывая их сакэ.
Прошла неделя. Такэдзо и Матахати сидели в амбаре и болтали.
– Странно как-то они живут, – заметил Такэдзо.
– Меня меньше всего беспокоит, чем они занимаются. Спасибо им за то, что нас приняли.
Такэдзо разбирало любопытство.
– Мать совсем не старая, – продолжал он. – Непонятно, почему они живут в горах одни.
