Оксана Панкеева - Рассмешить богов
Мэтр Истран прокашлялся и начал зачитывать официальный протокол, который семь придворных магов должны были теперь подписать.
– Итак, в ходе обследования, проведенного нижеподписавшимися…
Далее шел список «нижеподписавшихся», способный повергнуть в священный трепет любого жителя этого мира, хоть немного знакомого с историей магии. И кто вообще пустил в это избранное общество мерзавку Джоану?
– Было убедительно доказано, что обследуемый объект есть действительно король Ортана Шеллар III, что никаким воздействиям темной либо ментальной магии он не подвергался, а также засвидетельствовано его полное телесное и душевное здоровье…
Кантор едва удержался, чтобы не хихикнуть. Да как он мог усомниться в том, что его величество опять поимеет всех злопыхателей? И как ему могло прийти в голову, что королю в этом деле нужны советчики? Ну и каким местом теперь попрет герцог Гирранди против консилиума ведущих магов континента?
Когда официальный документ был зачитан и подписан, со своего места поднялся господин Флавиус и скучным, деловым тоном кратко сообщил, что отныне всякие высказывания, противоречащие вышеупомянутому документу, будут рассматриваться как подрывная деятельность со всеми последствиями. Еще веселее. Умеет же его величество затыкать рты родной аристократии, ничего не скажешь. Сидят господа, обтекают. Ничего, им не привыкать. В прошлый раз точно так же обтекали после свадьбы, когда узнали, что король жив и что не посмертно прославляют его все барды королевства. А в позапрошлый – перед свадьбой, когда узнали, кто невеста, и поняли, что под эту кандидатуру не подкопаешься. А до того… да считать устанешь.
На этом церемония была объявлена завершенной, и высокие гости закопошились, намереваясь встать и расползаться по домам, но Элвис остановил всех, поднявшись с трона и вежливо попросив внимания. Копошение немедленно прекратилось, и все с должным почтением приготовились внимать.
– Господа, – возгласил король Лондры, – прежде чем мы удалимся на заседание, прошу всех выслушать заявление, которое намерен сделать его высочество принц Пафнутий, первый наследник престола Поморья.
Вот почему Пафнутий так нервничал, догадался Кантор. Это заявление планировалось с самого начала, и он ждал, когда дадут слово. Что же он такого задумал? Сорвался с места как кузнечик, такое впечатление, что его высочество стремился поскорее покинуть те три ряда королевской ложи, что были заняты делегацией Поморья… Будто его кто-то остановить пытался! Правда, Лисавета проявила такую сильную тревогу, что Кантор едва с ней справился.
По залу пробежал легкий ропот изумления. Кто бы это не удивился, услышав, что вечно молчащий Пафнутий намеревается говорить, да еще публично и, наверное, несколько больше, чем два слова…
Получилось, конечно, больше, хотя Пафнутий и тут был краток до безобразия.
– Господа, – начал он свое выступление, – я не могу больше молчать о том, что происходит. Поэтому я обращаюсь с официальным заявлением к моему уважаемому отцу, его величеству Зиновию. Отец, вы отлично знаете, что на вашу жизнь готовится покушение, и ничего не предпринимаете, чтобы это предотвратить. Вы также знаете, что в этом намереваются обвинить меня, чтобы посох получила моя сестра, и это также не вызывает никакой реакции с вашей стороны. Что бы ни руководило вами – бессилие, упрямство или, как утверждают злые языки, старческое слабоумие, – я нахожу ваше поведение неумным и опасным. Если вам угодно так безрассудно рисковать своей жизнью, это ваше право, но я отказываюсь играть в эти игры, ибо рискую своим добрым именем. Поэтому я требую здесь, в присутствии Международного Совета и мировой общественности, чтобы вы сегодня же, на предстоящем заседании, передали мне посох. В противном случае я отрекаюсь от права наследования и отправляюсь в добровольное изгнание, как только услышу ваш ответ.
Почтеннейшая публика оторопела от заявления, которое сделал принц Пафнутий, а бедный Кантор потерял дар речи и способность двигаться, задавленный таким количеством чужих эмоций одновременно. Да уж, господа, так желавшие хоть какого-нибудь скандала, должны были остаться довольны, скандал получился что надо. Зиновий орал и лупил посохом по спинкам впереди стоящих кресел, с которых за секунду до первого удара благоразумно шмыгнули в разные стороны с десяток придворных, привычных к выходкам своего короля. Лисавета визжала как недорезанный поросенок и рвалась вцепиться брату в бороду, ее с трудом удерживали оба зятя. Но больше всех Кантора умилил Шеллар III – он наблюдал все это с полнейшим равнодушием, и по его скучающему лицу никто бы не подумал, что он имеет к происходящему какое-то отношение. Правда, как бы его величество ни отмалчивался, все в зале его хорошо знали и ни минуты не сомневались в том, что он приложил руку к скандалу, если только сам же его и не организовал. В частности, разгневанный Зиновий высказал это прямым текстом, на что Шеллар пожал плечами и ответил, что коллега глубоко ошибается. И вообще, если Пафнутий окончил свою речь, то пора начинать заседание, а то у его величества еще дел полно. С ним немедленно согласились Элвис, Александр и император Лао. Королева Агнесса толкнула в бок засыпающего супруга (и когда он успел наклюкаться, ведь пришел еще трезвый, а напитков сегодня не подавали), и все правители дружно направились к выходу. Бедному Зиновию ничего не оставалось, как последовать за ними. Кантор заметил, что личные телохранители Элвиса, которые, как и все прочие, проводили своего государя до выхода, не остались у этого самого выхода ждать, а дружно развернулись и возвратились в зал, окружив кольцом Пафнутия, к которому уже присоединились жена и дети. Остальные, в том числе напарники Кантора, подошли каждый к своему придворному магу, чтобы отправляться домой. После совета всех королей прямо из зала заседаний развозили по домам лично придворные маги, так что дальнейшие услуги охраны здесь не требовались. Кантору очень хотелось прямо сейчас подойти к королю и сказать о перепуганном придворном, но мастер щитов дернула его за рукав, и пришлось следовать за напарниками.
– Зиновий, изволь вести себя прилично в моем доме, – потребовал Элвис, перебивая очередное возмущенное высказывание коллеги, – и прекрати оскорблять Шеллара, поскольку подобное поведение недостойно короля.
Шеллар, ничуть не смущенный и не особо похожий на оскорбленного, развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и преспокойно принялся набивать свою неизменную трубку.
– Зиновий, – столь же спокойно изрек он, – ты сам виноват. Чего ты добивался? Чтобы тебя все-таки убили?
