Далия Трускиновская - Окаянная сила
Но у двери подружек перехватила Кулачиха.
— Никуда ты, матушка Авдотья Ларионовна, из своей светлицы не пойдешь! Тут под строгой охраной сидеть будешь, покуда в Верх не возьмут! Чтобы не сказали, что у нас по недосмотру цареву невесту испортили! А ты, постница!..
Она замахнулась было на Аленку, но Дунюшка отвела ее руку. И так посмотрела в глаза Кулачихе, что та отступила и поклонилась — не то чтобы очень низко, а сразу с достоинством и покорностью, каковые объединить в одном поклоне ей до сих пор никогда не удавалось.
— Я, Дунюшка, за кокошниками схожу, чтобы мелкий жемчуг спороть, — торопливо, чтобы из-за нее не возникло бабьей смуты, сказала Аленка и добавила со значением: — Рубашку женихову государю вышивать!
Она выскочила из светлицы.
Переходами она пробежала в сени и увидела там хозяина, Лариона Аврамыча с младшим братом Сергеем Аврамычем. Оба, статные и крепкие, в похожих шубах, одинаково выставляли вперед плоские и широкие бороды, так что человеку непривычному недолго было и спутать.
— За сестрой Авдотьей послано, — говорил Ларион Аврамыч, — за братом Петром послано…
— Всех, всех собери немедля, — тряся бородой, твердил, словно мелкие гвозди вбивал, Сергей Аврамыч. — С холопьями конными, со всей оружейной казной, сколько ее у кого дома есть. Заклюют, если девку не убережем, сошлют, куда Макар телят не гонял…
— Да уймись ты! — прикрикнул на него старший брат. — Пока Дуньку в Верх не заберут — сам с саблей буду ночью по двору ездить!
— Дуньку? — переспросил младший братец. — Государыню всея Руси великую княгиню Авдотью Ларионовну — более она тебе не Дунька!
— Авдотья, да не Ларионовна. Государыня Наталья Кирилловна, уезжая, сказала, что мне теперь, видно, не Ларионом, а уж Федором быть.
— Федором? Ну, Федором — это еще ладно… — с некоторым сомнением сказал Сергей Аврамыч. — Вон когда у Салтыковых Прасковью в Верх брали, за государя Ивана, Лександра Салтыков тоже на Федора имя переменил. С чего они там, в Верху, взяли, что все царские тести непременно должны Федорами быть?
Аленка, не решаясь пройти мимо осанистых бояр, подумала, что беда невелика — царского тестя могли назвать и как-нибудь похуже.
Тут на лестнице послышался топот, и в сени взошел еще один брат Лопухин — Василий. А всего их было шестеро.
— Господи, благослови! Дождались светлого дня! — возгласил он, раскидывая широкие объятия. — Дождались! Не напрасно батюшка в дворецких у государыни столько лет прослужил! Запомнила она, матушка, честную службу! Теперь нам, Лопухиным, — простор!
— Государь молод и глуп, — сказав это весьма отчетливо, Сергей Аврамыч оскалился, беззвучно смеясь. — Государь в Преображенском, как дитя малое, потешными ребятками тешится. Шесть сотен бездельников и дармоедов по окрестным оврагам гоняет под барабан, свирелку да рожок! От дворцовой службы отрывает. Еще немного — и, почитай, полк образуется!
— Молчи, не сглазь!.. — напустились на него старшие братцы. — И подоле бы провозжался с теми холопами государь Петр Алексеич!
— Не образумит его женитьба, ох, не образумит, — радуясь цареву беспутству, продолжал младший Лопухин. — Дунюшка хоть девица и спелая, однако норовом он не в покойного государя — не станет дома сидеть да детей плодить, помяните мое слово.
— Дунюшка наша на два года постарше, сумеет управиться, — сказал Петр Аврамыч.
— На три, — поправил царский тесть. — За то и взята. Наталья Кирилловна, матушка наша, извелась — от рук отбилось чадо… А в чадушке — сажень росту! Однако, что это мы в сенях? Я вот велю в столовой горнице стол накрыть! Пойдем, братики, пойдем, выпьем — возрадуемся…
Аленка, дождавшись их ухода, проскочила в покои, которые занимали Ларион Аврамыч с Натальей Осиповной, и обрадовалась — хоть там было тихо и пусто.
Она подняла тяжелую сундучную крышку и достала завернутые в холстины два указанных кокошника. Затем присела в задумчивости на тот же сундук.
Дунюшка станет царевой невестой!
Ее поселят до венчанья в Вознесенском монастыре, как положено, и одному Богу ведомо — удастся ли Аленке навестить ее там. Беречь ведь станут яростно! Есть кому испортить невесту государя Петра, есть. Правительница Софья, небось, локти себе кусать станет, как проведает, что Дуню Лопухину за братца Петрушу сговорили. Сейчас-то она всем заправляет с советничками своими, князем Василием Голицыным и Федькой Шакловитым, а на Москве не зря поговаривают, что и с тем, и с другим вышло у нее блудное дело. И царя Петра с царем Иваном она лишь тогда зовет, когда заморских послов принимать надо или большим крестным ходом идти.
Хитрит Софья — поспешила братца своего Иванушку женить, чтобы он первым наследника престолу дал. У государя Алексея Михайлыча от Марьи Милославской тринадцать, кабы не соврать, было чад, а потом троих родила ему молодая Наталья Нарышкина. Софья и разумеет, что царь из Иванушки — как из собачьего хвоста сито, разумом Иванушка скорбен, и не хочет, чтобы ее родня власть упустила. Оба они с Иванушкой — от рода Милославских, и покойный государь Федор, и все царевны-сестры, весь Терем, — от рода Милославских, а Петр — от рода Нарышкиных.
Дождалась Наталья Кирилловна, вырос бойкий да разумный сынок — и перехитрила она Софью. Теперь оба государя-соправителя будут женатые, а стало быть, и взрослые мужи. Иванушке-то безразлично, а для Петра женитьба — дело важное, отлагательства не терпящее. Одно — царенок, что потешных по оврагам гоняет, другое — муж, а ежели еще Дуня первая родит чадо мужского полу — так и вовсе победа одержана!
Софья-то хитра — женила Иванушку на Прасковье Салтыковой да и озаботилась, чтобы оказался у государя Ивана в постельничьих Васька Юшков — красавец черномазый. А Наталья-то Кирилловна хитрее — Дунюшку высмотрела. Уж коли Дунюшка государю сынов не нарожает, то кто же? Дуня тихая, ласковая, послушная, рукодельница, красавица — чего же еще?
Одно плохо — не сманить теперь Дунюшку в обитель. И раньше-то на это надежды было мало… Да и какая из нее невеста Христова?
Тут на ум Аленке ни с того ни с сего пришел радостный крик, которым проводила ее с монастырского двора безумная Марфушка:
— Убиенному женой станешь! За убиенного пойдешь!
Вдруг Аленка поняла, что эти слова означают.
Марфушка предвидела, что ей предстоит стать Христовой невестой.
Аленка и сама хотела того.
Сейчас же, сидя на сундуке с двумя кокошниками в руках, она вдруг поняла, что Марфушкино предсказание сбудется не так уж скоро. Ведь ежели Дунюшка возьмет ее с собой, в Верх, и поселит там с царицыными мастерицами, что чудеса творят в знаменитой царицыной Светлице, то на богомолье отпроситься — и то будет немалая морока.