Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – конунг
Но надо будет придумать насчет амулетов объяснение получше. Куно не дурак, да и остальные, зная меня как ревностного крестоносца, не поймут внезапный интерес к языческим штучкам.
Это потом, когда христианство разгромило язычество целиком и полностью, сами католические священники начали собирать остатки примитивных культур, записывать легенды, охранять от уничтожения последние уцелевшие храмы, куда уже никто не ходил. Но сейчас, когда до разгрома далеко, могут заподозрить в тайных связях с Врагом…
Глава 2
Укорачивающаяся свеча похожа на рукоять, откуда торчит узкий оранжевый клинок, длинный и настолько острый в верхней части, что края просто исчезают из видимости. Свет почти солнечный, такой же теплый и оранжевый, перо искрится в нем, словно покрыто мельчайшими алмазиками, свет падает на лист бумаги привычно слева, я скрипел пером по ней быстро, в конце привычно посыпал мелким песком и, не сворачивая, протянул Жерару.
Он принял с поклоном, брови взлетели в вопросительном жесте.
– Передайте Куно, – велел я.
– Будет сделано, ваша светлость, – ответил он с новым поклоном.
– А затем с его подписью, – добавил я, – галопом в Тараскон!
Он спросил недовольно:
– А без его подписи нельзя?
– А это, – объяснил я, – чтоб и он отвечал за стройку. Сэр Жерар, не ревнуйте! Короли обычно стараются сосредоточить всю власть в своих руках, за что обычно и платятся головами, но я мудер и щедр! Позволяю пахать и пахать, чтоб морда в мыле, зато вы все при деле, не до фронды.
Он подумал, сказал с сомнением:
– Вам виднее, ваша светлость…
Он отступил за дверь, а я подумал, что многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше светлость». А уж когда доходит до «Вашего Величества», так ваще… Впрочем, все правильно, и крылатая фраза «Государство – это я» кажется курьезом только тем, кто жил при других формациях.
А так все верно, государство – это я, так считают все мои феодалы, воины и даже простолюдины. Особенно этой идеи придерживается рыцарство. Оно связано со мной клятвой верности и ревниво следит, чтобы нигде не было умаления моей чести и достоинства, потому что это умаление чести Армландии, армландскости и вообще всего нашего воинства.
Ревниво блюдут мои интересы даже там, где я сам не вижу умаления их достоинства. Мы равны, как я постоянно подчеркиваю, мы же рыцари, мы одна семья, они с этим радостно соглашаются, хотя деликатно напоминают, что даже в самой дружной и лучшей семье кто-то из братьев обязательно старший, но сейчас вот сходятся в главный зал, чтобы выстроиться вдоль прохода и демонстрировать всем прочим смиренным видом, насколько я силен, велик и ужасен. Вот уж действительно, короля играет свита.
Бумаг куча, пересмотрел только часть, снова появился Жерар, во взгляде укоризна.
– Ваша светлость, обед подан.
– Тащи сюда, – велел я.
Он не сдвинулся с места, надменный и величавый, только выше вздернул подбородок.
– Ваша светлость?
– Что не так? – спросил я.
– Обед, – напомнил он. – Вы желаете обедать в одиночестве?
– Ну да, – сказал я нервно, – изволю. А чё? Пожрать по-быстрому, вон сколько дел! Могу слюнявчик повязать, чтобы циркуляры не испачкать.
Он не сводил с меня укоризненного взгляда.
– Ваша светлость… это может быть истолковано…
– Как?
Он повел плечами.
– Не так.
– А как?
Он снова пожал плечами.
– Не так, как нужно. Обедать необходимо со своими людьми. Муж обедает с женой и детьми, а лорд с соратниками. Так не просто принято. Так… нужно.
Я поморщился.
– Да знаю-знаю. Обед – тоже работа. Хорошо, вели подавать в малый зал.
Он наклонил голову.
– Уже подают.
За длинным королевским столом сидят и чинно ведут беседы лорды из моего ближайшего окружения, что весьма зыбкое по границам. Как будто бы и не ждут, когда же наконец подадут горячее, чтоб начать обжираловку.
При моем появлении встали, слуги тут же начали заносить блюда. Сэр Альвар повертел головой и сказал озабоченно:
– Ох, сэр Ричард…
– Что случилось? – спросил я.
– А где же леди Розамунда?
Я поинтересовался недовольно:
– А что, она член военного совета?.. Да вы ешьте-ешьте!
Он беспомощно развел руками.
– Нет, но мы как-то ожидали… Прекрасная и благородная леди, это же такое украшение… И все лорды не против, еще как не против…
Я опустился в свое венценосное кресло, на меня смотрят в ожидании мудрых слов и поступков, я указал слугам, что мне положить, а что убрать, сердито покачал головой.
– Нет. Эту красивую декорацию используем только для приемов. Чтоб не затрепалась. Еще можно на больших пирах-зрелищах, а сейчас зачем? Мы в тесном кругу единомышленников.
По лицам жующих лордов видно, что еще как бы зачем, но смолчали, только Альвар проронил:
– Даже обычный обед в присутствии красивой женщины превращается в пир.
– Благородные мужчины, – возразил я, – все равно, что красивые женщины. Удовольствуемся этим!
– Не родись красивой, – бухнул сэр Растер, – а родись мужчиной! Сэр Ричард прав, женщины даже пить не умеют. Что им за нашим столом делать? Только хихикать?
– Так это же замечательно, – сказал сэр Альвар с энтузиазмом. – А то все такие серьезные… Кстати, с герцогом Ульрихом прибыла его жена, благородная леди Кларенсия. Надеюсь, леди Розамунда сумеет достойно принять благородную герцогиню. Сэр Ричард умно поступил, избрав самую красивую женщину себе в… гм… спутницы.
Граф Ришар сказал с некотором сомнением:
– Но леди Розамунда не жена сэру Ричарду, в то время как леди Кларенсия…
Жерар прервал с самым почтительным поклоном:
– Благороднейший сэр Ришар, осмелюсь напомнить, леди Розамунда происходит из знатнейшего и древнейшего рода Меровингов! Даже у Его Величества Кейдана, не говоря уже о герцоге Ульрихе, нет таких знатных предков.
Граф Ришар кивнул.
– Я тоже надеюсь, знатная родословная смягчит известие, что она не жена сэру Ричарду.
Я помалкивал, пусть сражаются и выясняют всякое такое поверх моей головы. Дальше обед проходил в молчании, когда слышится только треск раскалываемых на зубах костей, да сэр Растер мощно колотил берцовой костью о край стола, выбивая костный мозг, потом плескалось вино в кубках и чашах, все по ритуалу…
Сэр Растер наклонился ко мне и рыкнул тихонько:
– А сами вы что думаете, сэр Ричард?
– Как поставить паровой котел, – ответил я кротко, вставая.
Он посмотрел оторопело и на всякий случай отодвинулся вместе с креслом. Сам он расположился за столом, как в осажденной крепости, которую никогда не сдаст, но рыцари поднялись следом за мной, и он неохотно встал, хотя еще не все выпито, а это как бы и не сидели вовсе.
