Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – маркиз
В пещеру заглянул первый лучик слабого рассвета, а я сидел неподвижно возле остывающего тела. Может показаться слишком большой случайностью, что вот мне так сразу попался способ выбраться из этой тюрьмы. На самом же деле благоприятные случаи всем попадаются ежедневно и ежечасно, но одни в упор не видим, другие не хотим видеть, третьи чего-то требуют взамен, а нам хочется халявной золоторыбковости или аладдинноджинности.
Это как раз из тех, неуместных. Уже предвкушаю свежесть морозного воздуха, слышу хруст снега под подошвами, там все легко и понятно, вассалы верны, женщины – преданны, а тут на тебе – соблазн!.. Или – возможность?.. Или все-таки соблазн, на который нужно махнуть передней конечностью и твердо идти к намеченной цели? Мне ее не какой-нибудь дурак наметил, а я сам, умнее которого быть не может по определению!
Талисман оказался сгустком смолы на веревочке, твердым, как уголь, с таким же антрацитовым сколом. Я взвесил на ладони, все еще не зная, настолько ли я дурак, что воспользуюсь, или же хватит ума вот прямо щас вернуться в Армландию, где ждут великие, конечно же, дела. И хотя там пока что зима и мир спит под снегом, но дела, бесспорно, все равно великие. Все, что я ни делаю, великое… А что не делаю, так, ерунда, не стоит обращать внимания.
Я вышел из расщелины, оглянулся в запоздалом сомнении: не похоронить ли маркиза по-христиански, но, если честно, ему уже все равно, все эти обряды нужны не мертвым, а живым. И тоже понятно, для чего. Я же крепко стою на ногах, мне костыли не требуются.
– Спасибо, маркиз, – сказал я тихо. – Будет возможность, обязательно передам твоему отцу это кольцо. Ты бы одобрил такой жест больше, чем торжественное погребение с литургией, песнопениями и шаманскими плясками.
Пальцы мои медленно сжимались в кулак, все сильнее стискивая амулет. Я все еще колебался, все еще знал, даже твердо знал, что мне надо в Армландию, я и так исчерпал лимит удачи, но пальцы сдавили волшебную смолу, она стала разогреваться, увеличилась в объеме.
Я разжал кулак, смола разбухает, уже с кочан капусты, с арбуз, с автомобильное колесо… Тяжелее не стало, что хорошо, сердце трепещет от недоброго предчувствия, уже угадало принцип действия. Шар закачался на ладони, совсем невесомый, медленно-медленно приподнялся, не касаясь руки, начал потихоньку подниматься, продолжая увеличиваться в размере.
Веревочка на моей кисти тоже увеличивалась, превращалась в широкую ленту.
– Ага, – сказал я дрожащим голосом, – понял, понял, не дурак…
Пока вверх не потянуло достаточно сильно, я обмотал лентой руку несколько раз, так надежнее. Еще не верил до конца, и что это сработает, и что влез в такую авантюру, я же не талиб, я ценю человеческую жизнь, а человеческая – в первую очередь это моя.
Шар раздувало, лента все сильнее тянула вверх. Я запоздало подумал, что неплохо бы попробовать растянуть и обвязаться вокруг пояса, а то висеть на одной руке стремно… Правда, привязанным, а не уцепившись слабеющими пальцами, как герои боевиков, что могут висеть, ухватившись одной рукой за салазки летящего вертолета, да еще и полчаса драться с висящим рядом противником.
Над головой качается громадный мешок, тянет сильно, я присел, заставляя его снизиться, а когда он нехотя подчинился, я выждал, сколько смог, и, распрямившись, прыгнул вверх. Шар освобожденно рванулся в небо. Через мгновение за руку дернуло. Мне показалось, что останавливаемся, однако движение возобновилось, сперва черепашье, потом все увереннее и увереннее.
Я со страхом посматривал на небо. Маркиз ошибся с днем, никакой голубизны, а все та же зловещая багровая краснота, что сжигает даже скалы, по которым скользит. Я забарахтался, мелькнула мысль обрезать веревку, но посмотрел вниз, в глазах потемнело.
Если брякнуться с такой высоты, никакая регенерация не соберет мои разлетевшиеся ошметки. Но лучше ли сгореть в этому аду, где камни превращаются в воск и сползают красивыми такими наплывами…
Я брыкался, вертелся, как жук на ниточке, не соображал, что делать, но никто не видит, себе не стыдно показать, что вообще-то я общечеловек и трушу, как самая пугливая свинья при виде бойни. Меня несло в эту пугающую красоту, я сжался и вдруг сообразил, что жуткое стадо багровых туч не мчится, как экспресс… это вообще не облака, а красное зарево восхода!
Небо из ярко-багрового с быстро бегущими бесконечно тучами, что и не тучи вовсе, давно превратилось в безмятежно-синее. Сердце всхлипывает от облегчения, я жадно хватал раскрытой пастью воздух, как Робин Гуд, с горла которого сняли петлю. Барьер медленно опускается, я уже видел верхний край, и едва тот опустился на уровень моих глаз, открылась широкая панорама ужасающе прекрасного мира.
Дрожь пробежала по моему телу. Зеленая равнина, группы деревьев, два небольших озера, видны крохотные домишки, села вроде бы зажиточные, есть даже кирпичные дома… А почти на горизонте возвышается прекрасный дворец, даже комплекс дворцов, слитый в одно целое, устремленный ввысь, украшенный множеством ажурных башенок, с висячими мостиками, трепещущими на ветру флажками на остриях башен.
Сердце мое захлебывалось от радости. Это не суровый замок, это вообще из мира, когда в замках отпала необходимость, и люди начали строить здания не для того, чтобы в них отсиживаться от натиска врагов, а чтобы жить мирно и счастливо.
Стена Барьера осталась далеко внизу, я трепетал, что маркиз и его люди не все предусмотрели, ветра нет, однако стена внизу постепенно смещается, воздушные потоки медленно сдвигают меня со всем слоем воздуха в сторону. Хуже другое, шар все еще продолжает подниматься…
Я всматривался в землю до рези в глазах, стараясь побыстрее понять, что тут и как. Нет, земля не удаляется, но и не приближается вроде бы. Меня несет на большой высоте, рука уже начала неметь…
Ура, прости, маркиз. Умельцы маги сумели сработать амулет, который превратился в шар Монгольфье, а затем, когда воздух остыл, начал снижаться. За это время ветер как раз вынес меня за пределы Барьерного Кольца. Все просто, как все гениальное, и эта простота сработала тоже гениально.
Не вижу церкви, мелькнула мысль. Ни одной церкви, даже церквушки… Вон деревня, а вон еще богаче и зажиточнее. Обычно самое красивое и самое высокое здание в любом селе и любом городе – церковь…
Снизу донесся крик:
– Вот он!.. Я ж говорил!
Я дернулся, закрутился на веревке. Внизу на бешено вертящейся земле лежат трое мужчин. Двое приподнялись на локтях, третий рывком оказался на ногах и подхватил с земли арбалет. Я торопливо выдернул из пояса патрон, но меня крутит и поворачивает, затем услышал над головой треск разрываемой ткани и свист покидаемого шар воздуха.
