Павел Корнев - Мор
Превозмогая расходящуюся по всему телу ломоту, я распахнул двери запрятанной в самой глубине души темницы, выхватил из свившихся в клубок порождений Бездны первую попавшуюся бесовскую сущность и заставил ее перетечь в руку. Скрипнул зубами из-за разъедавшей сознание боли, но все же собрался с силами и, словно веригами, обвил нечистого жгутами скверны. А затем глубоко вдохнул и метнул исчадие Пустоты вдогонку лжесвященнику.
Будто гарпун.
Да так оно в итоге и вышло – наполненная злобой и отчаянием тварь в один миг пронзила саму суть перепуганного человека, и обратный рывок вместе с бесом выдрал душу беглеца, просто сочившуюся потусторонней силой отправленных экзекутором на костер одержимых.
А вот тело продолжило свой бег – тело не осознало, что оно уже мертво. Никаких ран, никаких увечий – и все же в нем не осталось ни капли жизни. Шагов через двадцать ноги мертвеца подкосились, он рухнул на мостовую и судорожно задергался в изначально обреченной на неудачу попытке спастись.
Не без труда скрутив трофейную силу в безумно колючий клубок, я запрятал скверну под сердце и без всякой спешки направился к подергивавшему ногами экзекутору. Когда подошел, по серой рясе уже растеклось резко вонявшее мочой пятно, но сердце до сих пор колотилось, разгоняя по телу кровь. Осуждающе покачав головой, я ногой спихнул экзекутора в канаву с нечистотами – вот вам и еще одна жертва заразы, – и поспешил прочь.
Табор циркачей, комедиантов и прочих промышлявших уличными представлениями фигляров облюбовал для своей стоянки небольшой пустырь на окраине Лема. Место было выбрано неспроста: одной стороной пустошь примыкала к крепостной стене, другой – терялась в заросшем густым бурьяном овраге, а обитатели соседствовавших с пристанищем бродячих артистов трущоб не торопились кликать стражников, заслышав ругань, крики и шум нередких в творческой среде потасовок.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, я спокойно прошествовал мимо группы апатично-похмельных трюкачей, подошел к расписанному всякими таинственными знаками фургону и прищелкнул пальцами, привлекая внимание сидевшего на чурбаке широкоплечего коротышки:
– Альб!
– Ну? – Широко известный в цирковых кругах как гениальный метатель ножей и талантливый жонглер, парень прекратил доводить до совершенства зажатый в руке клинок, завернул его в кожаный обрезок и уставился на меня. – Чего?
– Зови Гуго и Берту, – распорядился я и, с трудом задрав обтянутую узкой штаниной ногу, влез в фургон.
Одернул за собой полог, запалил масляный фонарь и с неописуемым облегчением скинул на пыльный пол опостылевший за последние дни сюртук. Следом отправились брюки, туфли и сорочка, так что, когда внутрь проскользнула Берта, на мне оставалось лишь исподнее.
– Хотел меня видеть? – с непонятной улыбкой поинтересовалась высокая черноволосая девушка с резкими, но ужасно привлекательными чертами лица. В провокационных разрезах ее длинной юбки бесстыдно мелькали стройные ноги, а завязанная спереди на узел мужская рубаха не столько скрывала, сколько подчеркивала великолепную грудь.
– Ты мне нужна. – Отперев сундук, я взял замотанное в тряпку зеркало, повесил его на специальный крюк и придержал, когда тяжелая рама закачалась, слегка продавив обтягивавший фургон тент.
– Ну наконец-то, Себастьян, ты признал это!
Качнув бедрами, Берта подступила вплотную, прижалась грудью, и я почувствовал, как в меня уперлись ее напрягшиеся… напрягшиеся, хм-мм…
– Хватит! – потребовал я и отвернулся к зеркалу.
Отвечать на заигрывания циркачки было себе дороже. Если прозванные «черными вдовами» пахартские паучихи пожирали самцов исключительно после спаривания, то Берте даже не требовалось доводить дело до физиологической близости. Попавшие в любовные силки мужики совершенно сходили с ума от одного взгляда ее зеленых глазищ.
Ну и к чему мне такие проблемы?
– Но почему? – продолжая свою игру, потребовала ответа Берта. – Не отрицай, я ведь тебе нравлюсь!
– Не имею обыкновения спать с тем, с кем работаю.
– Ну и продолжай не спать с Гуго и Альбом, а для меня сделай исключение.
– Довольно! Живо тащи расческу и ножницы! – Морщась, я вытащил из ноздрей менявшие форму носа распорки, потом языком вытолкнул изо рта на ладонь придававшие лицу одутловатый вид кожаные подушечки и поторопил циркачку: – Быстрее, женщина!
– Как скажешь, о деспотичный ты наш, – вздохнула Берта и, наконец, оставила меня в покое.
Стиснув зубы, я оторвал приклеенные под глаза мешочки из воска и какой-то вязкой дряни, затем пришла очередь язвочек и гнойничков, а для избавления кожи от нездорового оттенка пришлось воспользоваться смоченной в полынной настойке тряпицей.
– Таким ты мне нравишься гораздо больше, – ехидно улыбнулась Берта и спросила: – Как стричь?
– Покороче, – попросил я и опустился на пододвинутый к зеркалу табурет.
– Твои желания – закон, о повелитель девичьих грез, – проворковала девушка, зашла мне за спину и, не преминув на миг прижаться упругой грудью, занялась стрижкой.
А вскоре пожаловали и остальные циркачи. Альб молча уселся на сундук и обхватил колени своими несуразно длинными руками; Гуго – изящный седовласый франт в отлично скроенном, но уже изрядно поношенном костюме – неодобрительно поцокал языком и прошелся вокруг меня.
– Так понимаю, у нас действительно проблемы… – раздраженно пробормотал подвизавшийся на ниве балаганных фокусов щеголь, давно уже лелеявший несбыточную мечту получить перевод с разъездной работы на какую-нибудь синекуру в столице.
– Не все так плохо, – морщась из-за щекотавших шею обрезков волос, ответил я.
– Правда?
– Да. Все много-много хуже.
– Мор? – сразу догадался Гуго. – Думаешь, это настолько серьезно?
– Именно, – вздохнул я.
– И что в нем такого? Подумаешь, заболел кто-то! – фыркнул Альб, который отвечал в труппе за силовое решение проблем. Наши проблемы имели обыкновение ходить вооруженными до зубов, но коротышка по праву считался мастером поножовщины, и проколов у него на сегодняшний день не случалось ни разу. А вот шевелить мозгами он по обыкновению не любил.
– Слишком быстро зараза распространяется, – передернул плечами Гуго.
– Мор – не простая зараза. – Я поднялся с табурета, стоило Берте закончить стрижку и худо-бедно стряхнуть обрезки волос с моих плеч и спины. – Мор вызван чернокнижником. В мертвых телах присутствовали отголоски скверны.
