Дин Кунц - Мистер убийца
Из бутерброда с цыпленком Шарлотта вытащила листик салата. Черепаха понюхала его и с отвращением отвернулась. Шарлотта попробовала дать ей кусочек помидора. Отказываясь и от этого лакомого кусочка, она, казалось бы, говорила: "Неужели ты это серьезно?"
Иногда Фред пребывал в дурном расположении духа, и тогда с ним было трудно сладить. Шарлотта справедливо усматривала в этом свою вину: она не умела держать Фреда в строгости.
Конечно, крошки хлеба были для Фреда более подходящей пищей, чем цыпленок или сыр, но она не собиралась предлагать ему их до тех пор, пока он не съест овощи. А посему она налегла на хрустящий картофель, делая вид, что разглядывает других посетителей ресторана, чтобы дать понять этой маленькой наглой рептилии, что он ей безразличен. Наверняка он отказался от салата и помидора для того, чтобы досадить ей. Если же он поймет, что ей абсолютно – все равно, ест он или нет, он, возможно, переменит тактику и начнет есть. Фреду семь черепашьих лет.
Вскоре внимание Шарлотты действительно привлекла парочка металлистов в кожаных одеяниях и с круто навороченными прическами. Когда через несколько минут она услышала тревожный вскрик мамы, то обернулась и увидела, что черепахи возле нее нет. Лучше бы она оставила это неблагодарное создание дома. Фред перелез через корзиночку с картофелем на другой конец стола.
– О, это всего лишь Фред, – с облегчением вздохнула мама.
– Я взяла его с собой покормить, – защищаясь, пролепетала Шарлотта.
Подняв корзиночку с картофелем, чтобы Шарлотта могла увидеть Фреда, мама сказала:
– Милая, он ведь задохнется, сидя целый день у тебя в кармане.
– Не целый день. – Шарлотта взяла Фреда и посадила в карман. – Я посадила его туда только перед выездом в ресторан.
– Какая еще живность у тебя с собой?
– Только Фред.
– А Боб? – поинтересовалась мама.
– У-У-У – произнесла Эми, состроив гримаску Шарлотте. – У тебя в кармане Боб? Я терпеть его не могу.
Боб был медлительным черным жуком размером с половину папиного большого пальца, с синими отметинами на щитке. Дома она держала его в большой банке, но иногда вытаскивала оттуда и любила наблюдать, как он старательно ползет по столу, и даже позволяла поползать по своей руке.
– Я бы никогда не принесла в ресторан Боба, – заверила их Шарлотта.
– Было бы хорошо, если бы ты и Фреда оставляла дома, – сказала мама.
– Хорошо, мама, – ответила Шарлотта, смутившись.
– Она дуреха, – подсказала маме Эмили.
– Не дурнее той, что пользуется жареным картофелем как конструктором Лего, – ответила Эмили мама.
– Это искусство. – Эмили постоянно занималась искусством. Иногда она вела себя странно и непонятно, даже для семилетней девочки. Папа называл ее "перевоплощенным Пикассо".
– Занимаешься искусством? – спросила мама. – Ты делаешь из своей еды натюрморт. Что же ты собираешься есть? Не картину ли?
– Может быть, и картину. Картину с нарисованным на ней шоколадным тортом.
Шарлотта наглухо застегнула молнию на кармане своей куртки, и Фред сделался ее пленником.
– Вымой руки, прежде чем продолжать есть, – сказал папа.
– Зачем? – спросила Шарлотта.
– Кого ты только что держала в руках?
– Ты имеешь в виду Фреда? Но ведь Фред чистый!
– Я сказал, вымой руки.
Придирчивость отца напомнила Шарлотте, что в последнее время он стал не похож на себя. Он редко бывал резок с ней или с Эм. Шарлотта подчинилась, но не из боязни, что он ее отшлепает или накричит на нее, а потому, что для нее было важно не расстраивать его и маму. Она помнила ни с чем не сравнимое прекрасное чувство, когда она получала хорошие оценки или удачно играла на фортепиано. Тогда они гордились ею. И не было ничего хуже того, когда она, набедокурив, замечала печаль и разочарование в глазах родителей, даже если они не наказывали ее и не выговаривали ей за это.
Резкий тон отца заставил Шарлотту направиться прямо в дамский туалет. По пути она изо всех сил сдерживала слезы.
Позже, в машине, мама сказала:
– Марти, ты явно превышаешь скорость, принятую в штате Индиана.
– Думаешь, я еду очень быстро? – спросил папа, притворно удивляясь. – Я еду на нормальной скорости. Мне тридцать три года, и ни одного дорожного инцидента. Чистые права. Ни одного прокола. Меня ни разу даже не останавливала полиция.
– Правильно. Они просто не могут за тобой угнаться, – сказала мама.
– Точно.
Сидя на заднем сиденье, Шарлотта и Эмили улыбнулись друг дружке,
Сколько Шарлотта помнила себя, ее родители всегда перекидывались шуточками по поводу папиного вождения, хотя мама действительно хотела, чтобы он ездил осторожнее.
– Меня ни разу не штрафовали за неправильную парковку, – сказал папа.
Раньше их перепалки носили миролюбивый характер. Сейчас же он вдруг резко сказал маме:
– Ради Бога, Пейдж, я ведь хороший водитель, машина абсолютно безопасна. Я израсходовал на нее кучу денег именно потому, что это одна из самых безопасных машин. Поэтому прошу тебя больше не говорить на эту тему.
– Хорошо, извини, – ответила мама.
Шарлотта посмотрела на сестру. Эм наблюдала за происходящим с широко раскрытыми от удивления глазами.
Папа был не похож на папу. Что-то случилось. По большому счету.
Они проехали всего квартал. Отец сбросил скорость и, глядя на маму, сказал:
– Извини.
– Нет, ты был прав, я слишком паникую по любому поводу, – сказала мама.
Они улыбнулись друг другу. Все уладилось. По крайней мере, они не собирались разводиться, как те, о которых они говорили за обедом. Шарлотта не помнила, чтобы родители сердились друг на друга больше нескольких минут.
И тем не менее она была обеспокоена. Может, ей все-таки стоит обшарить все вокруг дома и за гаражом. Наверняка где-то там стоит огромная пустая летающая тарелка, прибывшая к ним из космоса.
***Как акула, вздымающая вокруг себя холодные потоки воды в ночном море, несется в автомобиле киллер.
Улицы ему знакомы, хоть он в Канзас-Сити и в первый раз. Доскональное знание плана города является составным элементом его подготовки к заданию, так как он может стать объектом полицейской погони и вынужден будет поспешно покинуть город.
Любопытно то, что он не может припомнить, что когда-либо видел эту карту, не говоря уже о том, чтобы изучать ее. Он даже представить себе не может, откуда у него эта подробнейшая информация. Но он не хочет думать о провалах памяти, мысли об этом наводят на него такую тоску, что ему становится страшно.
Поэтому он просто ведет машину. Обычно ему нравится это занятие. Сознание того, что сильная, и податливая машина подчиняется ему, мобилизует и придает направленность его действиям.
