Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек
– Сам село!
– Какие у нас локаторы! Может, обрезалку подарить?
– Баклан безносый, – ответила девушка.
Не в формате, года в полтора с отставанием. Шнобель исчерпал велизвучные аргументы и просто показал девушке язык. Та ответила ему несимметрично, поскольку язык у нее был пробит в трех местах серебряными булавками.
Шнобель в сердцах плюнул на пол и сказал уже тихо:
– Ладно, значит, так, значит, вот, вчера недорассказал. Тогда он взял Дрона за душу и...
– Как взял?
– Да вот так, двумя пальцами, как щенка за гланды. Взял двумя пальцами и зашвырнул в тренерскую. Знаешь, какие у него пальцы? Железные. Он на них стоять может.
– На пальцах?
– Угу. Как монахи в Шаолине. Ты знаешь, как в Шаолине экзамен проходит?
– Не...
– Слушай же, иван. Каждый монах должен простоять на двух пальцах от рассвета до заката. И все это время его бьют по почкам нунчаками, а на темечко льют уксус, смешанный с муравьиным спиртом. Только простояв целый день на пальцах, шаолинец считается настоящим воином, так вот... Автол взял Дрона, затащил в тренерскую и привязал к раскладушке ремнями из воловьей кожи. Кстати, у меня из воловьей кожи есть классный куртак...
– К какой раскладушке, там же нет никакой раскладушки?
– Ну, не к раскладушке, к этой, лежанке. Видел, наверное, там в углу такая стоит. На ней баскеты обычно пылятся...
– Ну, видел. А дальше что?
– Что, что, снял с Дрона кеды, взял чертягу и отлупил его по пяткам. По пяткам, иван, знаешь как больно!
Шнобель поежился. Будто это не Дрона отлупили по пяткам, а его.
– Отлупил так, что потом Дрон два дня на цыпочках бегал... Смешно.
Шнобель поглядел в чашку. Шоколада больше не было.
– Что тут за обычаи такие? – поморщился он. – Как в... не знаю где. Шоколада от них не дождесся, блин...
Шнобель очень любил шоколад. И, невзирая на угрозу прыщей, поглощал его в значительных количествах. Причем во всех видах. В виде шоколадных хлопьев, в виде шоколадного молока, шоколадных батончиков, шоколада из морозилки, шоколада горячего. Шнобелю даже фляжку специальную подарили на день рождения, для шоколада и для какао, чтобы всегда иметь при себе запас того или другого. Фляжка была плоская, с большой звездой на боку, в правом верхнем углу выгравирована надпись:
«Дорогому другу Игорю Носову от соратников и товарищей по Лицею им. М.Е. Салтыкова-Щедрина».
Шнобель фляжку любил не меньше шоколада и всегда таскал с собой, во внутреннем пиджачном кармане, над сердцем. Когда его спрашивали, зачем он это делает, Шнобель отвечал, что на всякий случай. Вдруг шальная пуля? А у него в кармане фляжка.
Я к шоколаду был холоден, равнодушен, как готтентот к шелковым трусам, но часто слышал, что он стимулирует деятельность мозговых клеток. Если съедать в день фунт шоколада, то мозги будут работать в полтора раза быстрее – так говорил Илларион Водяника, чемпион мира по «Мозговой Атаке», а «Мозговую Атаку» я глядел регулярно. И Водянике доверял. Водяника выглядел умно, и у него совсем не было прыщей.
А еще я слышал, что шоколад способствует вырабатыванию гормона радости. И если есть каждый день много шоколада, то будешь счастлив.
Всегда, во всяком случае, регулярно счастлив.
Поэтому я против шоколада ничего не имел, хотя и был к нему равнодушен. К тому же в «Бериозке», развлекательном центре, в котором я и Шнобель висели в тот вечер, все остальные напитки были либо из категории «после 21 года», либо употреблять их было вообще невозможно. Без риска для жизни.
Безалкогольный коктейль «Чапаев» пах конским потом.
Безалкогольный коктейль «Гоа» пах гигиенически сомнительной фейхоа.
Фирменный безалкогольный коктейль «Дрова» пах дровами.
– Дрон на цыпочках бегал, – повторил Шнобель. – Как придурок какой-то.
– Подсечка, – сказал я. – Это называется подсечка. Берут додика, разрезают ему пятки, а в пятки сыплют мелко рубленную щетину. И заматывают скотчем. Пятки зарастают – и все. Так в Орде с пленными всегда делали.
– В какой Орде? – не понял Шнобель.
– В Золотой.
– Зачем?
– На цыпочках далеко не убежишь. А с щетиной в пятках только на цыпочках можно...
– А Дрон и не хотел никуда убегать, – сказал Шнобель. – У него шнурки на кедах не развязывались, и все. Разве можно бить человека, если у него не развязываются шнурки?
Я пожал плечами. У него имелась несколько другая версия истории с Дроном. По этой версии все было несколько не так. Дрон назвал Автола бараном. Причем при свидетелях. За оскорбление педагога наказание было только одно – исключение. И Дрон, почуяв, что серьезно попал, предложил Автолу решить все полюбовно. Автол выбрал линейкой по пяткам.
– Совсем Автол оборзел, – заключил Шнобель. – Надо что-то предпринять...
Он нервно крошил в пустую чашку сухарики. Вообще-то мы давно уже договорились что-то предпринять, а сейчас просто в очередной раз обсуждали давно задуманное, накручивали себя, чтобы не врезать задний ход.
– Надо что-то, иван, предпринять... – повторил Шнобель. – Ты же знаешь, что мы зачеты по физре не сдадим. А если не сдадим зачеты, то не будем допущены к экзаменам...
А если не сдадим экзамены, подумал я, то останемся на лето. На все долгое прекрасное лето. Будем тренироваться каждый день, как собаки. А осенью снова зачеты, и снова экзамены. А если завалишь экзамен еще и осенью, то все. Горох. Крапива. Тунгусский метеорит в затылок.
EXIT.
– А мы эти зачеты точно не сдадим, – закончил Шнобель. – Не сдадим.
Я был с этим согласен. Отчасти. А от другой части мне плевать было, а Автол вот только бесил, это да.
– Не знаю, как ты, Кокос, а я здесь, лично, все лето париться не собираюсь, – угрюмо сказал Шнобель. – Мои в Испанию собираются, меня здесь не прикалывает загорать...
– Меня тоже...
– Значит, надо действовать. По намеченному плану.
– Может, все-таки не будем? – шепотом спросил я. – Пойдем, типа, другим путем?
– Выхода нет, – вздохнул Шнобель. – И пути другого нет. Если бы можно было...
– А если через старых надавить? – предложил я. – Твой батрак не последний чел в городе, к нему прислушиваются...
– Да этот Автол ни к кому не прислушивается, он сам себе фишка. Помнишь Гольцова из восьмого?
– Ну, помню, кажется...
– А знаешь, где сейчас Гольцов?
Я пожал плечами.
– В техане сейчас Гольцов, – сказал Шнобель. – Учится на самоварщика широкого профиля. Автол сказал – мальчики должны подтягиваться восемь раз. А Гольцов всего пять подтягивается. А у Гольцова брат боксер, вот и говорит брат Гольцова самому Гольцову: давай я с Автолом поговорю в режиме спарринга. Этот дурик и согласился. Пошли они к Автолу, подождали, пока он из здания выйдет. Ну, брат-боксер плечи расправил, вышел весь такой перекатывающийся...
