Ольга Громыко - Цветок камалейника
«Да кому ты нужен, Иггрова отрыжка, — ясно читалось в глазах попятившихся бойцов. — Но кабы вовремя не подхватили — еще громче орал бы».
К огромному сожалению Архайна, на боевую обережь, элитный храмовый отряд, его власть не распространялась. Взывающие занимали более высокое положение в обществе и связываться с ними в открытую побаивались, но и они и обережь подчинялись одним хозяевам, формально считаясь равными. Разве что и в самом деле донос какой настрочить…
Впрочем, у йера было на ком отыграться — последний «шип» еще с трудом хватал ртом воздух, пытаясь протолкнуть его в костенеющую грудь. Удар плети превратил лицо в кровавую одноглазую маску, яд медленно и неумолимо завершал проделанную фьетами работу. Жрец вряд ли уже что-то чувствовал, но победитель все-таки не утерпел и пнул его в развороченный клинком бок.
— Ну и чего вы добились на этот раз? — доверительно, чуть ли не сочувственно прошептал он, склоняясь к умирающему. — Восемь дней! В прошлый раз было всего шесть, в позапрошлый — десять! Когда ж вы, наконец, поймете, что ваши жалкие старания изначально обречены на провал?!
Ответа он не ожидал. Тем более таким спокойным, словно бы даже насмешливым тоном:
— Если не стараться, то незачем и жить — но тебе этого тоже не понять, клещ. Она все равно придет. Вам ее не остановить.
— Мы уже ее оста… — Йер осекся и выругался: последнее слово, призванное окончательно втоптать врага в грязь, осталось не за ним. Жрец не дышал, жилка на шее вздрагивала все реже и слабее.
После секундного колебания Взывающий присел на корточки и нетерпеливо тряхнул светлой гривой волос, через голову стягивая с шеи тонкую серебряную цепочку.
— Нет, дорогой мой, — гадостно ухмыльнулся он, и над грудью «шипа» маятником закачался хрустальный кулон. — Так просто ты от меня не уйдешь!
Воздух в комнате ощутимо сгустился, заскребся в ушах испуганными тараканами. Обережники неуклюже застыли кто где стоял, шел или даже отхлебывал из фляги (так двумя струйками по бороде и потекло), дружно уставившись в пол-потолок и про себя взывая к светлому лику Иггра, дабы не попасться на глаза Темному.
Тело жреца изогнулось высокой и неестественной, до хруста костей, дугой. Затрепетало, забилось в тщетном усилии не то оттолкнуть, не то коснуться кристалла, а когда йер, выждав положенное время, резко отдернул руку, — мешком упало на пол.
— Прекрасно, — прошептал Архайн, завороженно разглядывая поселившееся в глубине хрусталя марево. — День прожит не зря… а сколько их еще впереди!
Последняя свеча растворила огонек в сизой нитке дымка, потянувшегося к дверному проему. Йер с довольным смешком подбросил кристалл на ладони, круто развернулся и вышел из комнаты, не обходя ни лужи крови, ни распластанные, еще шевелящиеся и стонущие тела. Своих или чужих — его совершенно не волновало. Задание выполнено, и награда не заставит долго себя ждать.
После его ухода обережники, не сговариваясь, шумно выдохнули и расползлись по дому, роясь в вещах и обыскивая трупы. За браслет одного из теней тут же началась потасовка — бурная, но беззвучная, дабы вмешавшийся командир вообще не отобрал побрякушку.
А тот, закончив с перевязкой, все-таки приблизился к колыбели, заглянул и тут же изумленно отшатнулся.
Под серебристым пологом на испятнанной кровью перине лежал малиновый, рассеченный надвое бутон.
Глава 1
…с сего дня повелеваем всячески поощрять развитие гильдии охотников: товары в оружейных лавках продавать им со скидкой, в города пускать беспошлинно, налоги брать только с глав, а те уж пусть сами за порядком присматривают…
Иггрова воля от седьмого дня второго месяца Увядания 303 годаНа людей даже Двуединому не угодить. Всю весну ныли, что на улицу без плаща не выйти, а стоило солнышку припечь по-летнему, как уже через неделю начали ставить ему в пример давешнюю промозглую хмарь с непрерывной моросью.
ЭрТар из-под козырька ладони прикинул расстояние до города и, со вздохом развязав рукава обернутой вокруг бедер айсты[2], натянул ее на потное тело. Смуглую кожу горца не страшил даже полуденный зной, да и на правила приличия ему было глубоко плевать, но в одних штанах (и уж тем более без них) его могли принять за раба или нищего, коих в Орите было великое множество, и забавы ради вытянуть плетью вдоль хребта. Так что, увы, придется потерпеть.
Тишш уныло плелся следом, по-собачьи высунув язык. Пружинящая походка кошака стала до того угловатой, что больше напоминала хромающую, кончик хвоста клонился к земле, как чахнущий пшеничный колосок, но, коснувшись ее, неизменно отдергивался. И коротко остриженную шерсть, и свисавшие по обе стороны хребта сумки густо покрывала дорожная пыль, еще позавчера бывшая грязью.
Не жаловалась только природа: желтый крап одуванчиков жадно впитывал солнечные лучи, становясь гуще с каждым часом. Черноволосая смуглянка в платье из некрашеного полотна собирала пахучие солнышки в корзинку, аккуратно обрывая стебли у самой земли — чем длиннее они, тем дороже. ЭрТар белозубо улыбнулся, девушка, смутившись, хихикнула в узкую, перепачканную пыльцой ладошку, но заводить знакомство не пожелала, отвернулась. В траве мельтешили скворцы, выклевывая из дерна жирных белых личинок. На полого уходящем вверх холме по другую сторону дороги привольно раскинулось лоскутное одеяло возделанной земли: сугробы цветущих садов, бисер картофельных всходов, частоколы обвитых хмелем и виноградом опор, щетина злаков и редкие дыры непаханых наделов с тусклой порослью сорняков — видать, хозяин съехал или не сумел оплатить ирну.
Тишш ткнулся в хозяйскую ладонь сухим и шершавым, как хлебная корочка, носом. Парню лень было даже пальцами в ответ пошевелить, и кошак принялся разочарованно прихватывать их кончиками клыков.
— Другие, между прочим, — язвительно напомнил ЭрТар, отмахиваясь, — на вас еще и ездят, а не только поклажу возят.
Дымчатый кис обиженно муркнул и отстал. Вообще-то корлиссы не годились для верховых прогулок — слишком быстро выдыхались. Оседлывали их больше ради развлечения и разминки, да еще на скачках по праздникам.
Впрочем, путь мог стать еще дольше, если бы какой-то добросердечный селянин на телеге — он не назвался, а парень не стал расспрашивать — не подвез горца до пригорода, заставив расплатиться выслушиванием нудных разглагольствований о будущем урожае и еще более пустопорожних жалоб на дороговизну полевых и скотных ирн. Поскольку масленая ряха мужика расползалась едва ли не шире плеч, за время разговора успев сжевать целое кольцо сушеной колбасы, прибеднялся он неубедительно.
