Стивен Эриксон - Сады Луны
В 1163-м году Сна Огни осада Крепи завершилась магическим столкновением, которое вошло в легенды…
Имригин Таллобант (род. 1151). Войны Империи 1158–1194 (Том IV, «Генабакис»)ГЛАВА ПЕРВАЯ
По древним камням этой дороги
грохотали железные
подковы и барабаны
там где — когда-то видела я —
он поднимался
от моря меж холмами багрянцем облитый
в закат уходящий
мальчик в звучаньи многоголосого эха
братьев и сыновей шеренги
призрачных воинов он миновал
там где сидела я на истёртом
столбовом камне
на исходе дня —
шаги его ясно мне дали понять
всё что хотела узнать о нём
на этой дороге из камня
вот снова мальчик идёт
другой солдат, ещё один
с пламенным сердцем
которое пока не обратили
в стылый, жестокий металл
Автор неизвестен. Плач матери1161-й год Сна Огни
103-й год Малазанской империи
7-й год правления императрицы Ласиин
— Не кнутом, так пряником, — бормотала старуха, — но всё одно Императрица своё возьмёт, как и сами боги. — Она отвернулась и сплюнула, а потом поднесла к сморщенным губам грязную тряпку. — Трёх мужей да двух сыновей я на войну проводила.
Маленькая рыбачка сверкающими глазами смотрела на проезжавших кавалеристов и почти не слушала, что говорит карга рядом с ней. Дыхание девочки стало частым, как рысь великолепных коней. Она почувствовала, что щёки пылают — и совсем не от жары. День умирал, солнце окрасило багрянцем деревья справа от неё, а ветер с моря холодил лицо.
— Это ещё во дни Императора было, — продолжила карга. — Чтоб его душу Худ на вертеле зажарил. Но ты смотри, дитя. Ласиин лучших из них отправит костями землю засеивать. Хе-хе, она и начала-то с его костей, верно?
Рыбачка бездумно кивнула. Как и положено низкородным, они ждали у обочины — старуха согнулась под мешком репы, а девочка удерживала на голове тяжёлую корзину. Не проходило и минуты, чтобы старуха не передвинула мешок с одного костлявого плеча на другое. Дорогу заполонили всадники, а позади насыпь круто обрывалась — в канаву с обломками камней, так что положить мешок было некуда.
— Кости разбрасывать, говорю. Кости мужей, кости сыновей, костей жён да кости дочерей. Ей всё равно. Империи всё равно. — Старуха снова сплюнула. — Три мужа и два сына, по десять монет за штуку. Пять по десять, то бишь пятьдесят. Пятьдесят монет за одинокий, холодный год, девочка. Холодная зима да холодная постель.
Девочка вытерла пыль со лба. Взгляд её ясных глаз метался между проезжавшими солдатами. Юноши в высоких сёдлах сохраняли суровые выражения лиц и смотрели строго перед собой. Немногочисленные женщины скакали с прямыми спинами и казались даже злее мужчин. Закатные лучи так блестели на шлемах, что у девочки заболели глаза и затуманилось зрение.
— Ты — дочь рыбака. — заявила старуха. — Я тебя видала на дороге и на берегу. Видала тебя с отцом на рынке. Он руку потерял, так ведь? Ещё костей в её сборище насыпал, да? — Она рубанула рукой воздух, а потом кивнула. — Я живу в крайнем от дороги доме. Покупаю на свои монеты свечи. Пять свечей зажигаю каждый вечер, пять свечей — всё, что осталось старой Ригге. Это уставший дом, и в нём полно уставших вещей, а я — одна из них, девочка. Что это у тебя в корзине?
Девочка не сразу поняла, что вопрос обращён к ней. Она неохотно отвлеклась от солдат и улыбнулась старухе:
— Извините, кони так топочут.
Ригга повторила, уже громче:
— Я спрашиваю, что у тебя в корзине, дитя?
— Бечева. На три сети хватит. Нам одну надо сделать на завтра. Папа последнюю потерял — что-то из моря сеть утащило, и весь улов тоже. Ильгранд Ростовщик требует деньги, которые нам дал в долг, так что завтра нам нужен улов. И хороший.
Она ещё раз улыбнулась и снова перевела взгляд на солдат.
— Правда, чудесно? — вздохнула она.
Рука Ригги быстро метнулась вперёд, ухватилась за тяжёлые чёрные волосы девочки и сильно дёрнула. Та вскрикнула. Корзина у неё на голове зашаталась, а потом соскользнула на плечо. Девочка лихорадочно пыталась её удержать, но корзина была слишком тяжёлой — ударилась о землю и треснула.
— А-а-а-ай! — запричитала рыбачка и попыталась опуститься на колени, но Ригга снова потянула её за волосы и повернула к себе.
— Слушай меня, дитя! — Кисловатое дыхание старухи ударило ей в лицо. — Уже сто лет Империя грызёт эту землю. Ты в ней родилась, а я — нет. Когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, Итко-Кан был страной. Мы поднимали флаг, и это был наш флаг. Мы были свободны, девочка.
От зловонного дыхания Ригги девочку замутило. Она плотно зажмурила глаза.
— Запомни эту истину, дитя, иначе Плащ Лжи ослепит тебя навеки, — голос Ригги стал тягучим и монотонным, и рыбачка вдруг окоченела. «Ригга, Риггалай-Провидица, свечная ведьма, которая ловит души в свечи и сжигает их. Души горят в огне», — в словах Ригги звучали ледяные нотки пророчества. — Запомни эту истину. Я — последняя, кто говорит с тобой. Ты — последняя, кто меня слушает. Потому мы связаны — ты и я. Так, что не разорвёшь.
Пальцы Ригги крепче вцепились в волосы девочки.
— За морем Императрица вонзила свой нож в девственную землю. Теперь кровь вздымается, словно прилив, и он унесёт тебя, дитя, если не будешь осторожной. Они дадут тебе меч, дадут славного коня и пошлют тебя за море. Но тень окутает твою душу. Слушай! Глубоко схорони эти слова! Ригга сбережёт тебя, потому что мы связаны, ты и я. Но это всё, что я могу сделать, понимаешь? Узри Владыку, рождённого Тьмой; это его рука освободит тебя, хотя он об этом и не узнает…
— Это что такое? — прогремел чей-то голос.
Ригга резко обернулась к дороге. Один из всадников осадил коня. Провидица отпустила волосы девочки. Та попятилась, запнулась о камень на обочине и упала. Когда она подняла глаза, всадник уже проскакал мимо. Вслед за ним прогрохотал второй.
— Отстань от красотки, карга старая, — прорычал солдат, проезжая мимо, наклонился в седле и взмахнул закованной в латную перчатку рукой. Покрытая железной чешуёй перчатка с хрустом врезалась в голову Ригги, так что от удара её развернуло на месте. Старуха упала.
Когда Ригга рухнула к девочке на колени, та закричала. Нить алой слюны брызнула ей на лицо. Всхлипывая, девочка отползла по камням прочь и ногами оттолкнула тело Ригги. Затем встала на четвереньки.
