Ник Перумов - Черная кровь. Черный смерч
– Заточено плохо, – как бы сам себе возразил Стакн.
– Куда ему в человеки… – прогудел кто-то.
– Хочу сказать я, – раздельно произнёс Ромар.
Ромар издавна был известен слишком большой терпимостью, всякое существо он склонен был считать человеком. В песнях, которые вечерами пели познавший душу камня Стакн и другие мужчины, стариково имя часто встречалось рядом с именем Пакса – дальнего предка, который сдружил род зубра с чернокожими. Тогда точно так же воины собрались на совет, и все видели в пришельцах чужаков, лишь Пакс и молодой в ту пору Ромар считали иначе. Они оказались правы, и в результате у рода стало одним врагом меньше. Теперь все ждали слова безрукого, одни заранее доверяя старцу, другие столь же предвзято считая, что Ромар в любом случае примет сторону пришельцев и назовёт их своими.
– Это чужой, – твёрдо сказал Ромар. – В том нет никакого сомнения. Я могу ошибиться, принимая чужака за своего, но если я говорю – чужой, то он чужой и есть. В конце концов, я видел его живым, хотя и недолго. У него не наши повадки. Но они не просто чужие, это что-то куда худшее. С этой мелкотой нельзя договариваться, горные великаны лучше поймут нас и верней сдержат слово. Я побаиваюсь, что это вовсе не люди, что они сродни большеглазым…
Кто-то из охотников скептически хмыкнул, а Бойша резко спросил:
– Ты уверен?
Ромар, дёрнув плечом, шагнул к телу убитого, толчком ноги перевернул его лицом вниз.
– Да, он похож на человека, он безволос, у него маленькие глаза, хотя и с чужим зрачком, и нет хвоста. Но взгляните на суставы, на то, как изогнут хребет. У человека так не бывает. Кроме того, посмотрите на зубы – у него нет клыков. Общая мать породила этот род и род большеглазых.
– В этом ты тоже уверен? – строго переспросил Бойша.
– Когда имеешь дело с большеглазыми, трудно быть уверенным.
– Судя по коже, – Бойша ронял слова медленно и веско, – этот человечек родился в краю высокого солнца, и, значит, его род движется на полночь. А там живут карлики. Ты считаешь, эти два рода могут скреститься?
– Нет, не считаю, – сухо ответил Ромар, – но мы обязаны быть готовы и к такому.
– Представляю, какие жуткие мангасы родятся от этих коротышек! – осклабился могучий, но недалёкий разумом Туна.
– Они будут достаточно страшны, чтобы мне не хотелось их видеть, – остановил брата вождь.
Чужинец лежал у ног охотников, рана на спине запеклась и казалась не глубже простой ссадины, короткие ноги поджаты к животу, спина изогнута крутой дугой. Казалось, убитый жив и сейчас готовится прыгнуть.
Вождь принял решение.
– Мы не будем разговаривать с ними, – сказал он. – Они чужие и должны исчезнуть. Но на тот берег мы за ними тоже не пойдём, будем зорче следить за рекой. Скажите всем, чтобы не ходили в одиночку, детей из селения без присмотра не выпускать. – Бойша громко вздохнул и добавил: – Избаловались люди. Слишком долго было хорошо. – Бойша помолчал, ещё раз подкинул на руке невесомый дротик, потом протянул его Таши: – Твоё.
Кое-кто из воинов недовольно поджал губы, но ничего не сказал, – всякому ясно, что оружие убитого врага должно достаться победителю. А что досталось небывалое копьецо мальчишке, так сами виноваты: где вы были, когда противник полз на берег? Парню, конечно, не время ходить с пикой, так оружие есть не просит, долежит до осени, а там уж – как скажут предки.
– Что с этим станем делать? – вождь ткнул убитого чужинца.
– Отдать духу кремня, – подал голос шаман. – Отнесём на каменные россыпи и сожжём. Только так, чтобы ни единой кости не осталось. Тогда его род ослабнет, а главное – не узнает, кто взял у них воина, и будет думать на камни.
– Хорошо, – согласился вождь, – делай так. И последнее. Вот вы, – вождь вышел из круга старейшин и быстро отобрал пятерых охотников помоложе, – ступайте на берег, пройдитесь камышами, гляньте, нет ли там ещё каких гостей. Тейко будет старшим. И Таши пусть с вами сходит, покажет, что к чему.
Ничего особенного Таши показывать не пришлось. Чужинец явно не умел ходить в камышах, просеку он проломил такую, что с закрытыми глазами пройти можно. Больше человеческих следов в зарослях не было. Посовещавшись, охотники решили сплавать на тот берег, откуда, судя по следам, приплыл лазутчик. Вообще-то на тот берег Бойша ходить не велел, земли там чужие, может случиться всякое, но следопытов одолел задор.
Обычно Великую реку не просто переплыть, но в этом году вода стояла на редкость низко, далеко отойдя от обрыва и чуть не на сотню шагов оголив пологий берег. Доплыли единым духом, но и на степном берегу никого не отыскали. След, однако, сумели взять и по нему вышли к одной из укромных балок, где, видать, и стояла чужинская орда. Никаких следов человеческой жизни на земле не было: ни кострища, ни обронённой вещицы – только отпечатки узких лапок, больше похожих на ладонь, чем на ступню, а поверх и рядом с ними – трилистники птичьих следов. Следы были бы похожи на журавлиные, если бы не размеры – увенчанные когтями пальцы в локоть длиной вспарывали землю, как не всякий пахарь сохатым рогом управится.
Парни молча переглянулись и, не мешкая, поспешили к берегу. Шли сторожко, держа оружие на изготовку, но так и не видели ни единой живой души. Степь молчала, пристально и недобро глядя в спины уходящим.
Почти у самой ограды, чуть в стороне от семейных жилищ, выстроен ещё один большой дом, в котором могла жить без малого сотня человек. В доме ночевали одинокие мужчины, которые по какой-то причине не имели семьи. Сюда же поселялись и сироты мальчишки, которых в роду было немало. Девочки, даже оставшись без родителей, продолжали жить в семейных домах, переходя к кому-нибудь из родственников, а мальчишки уходили сюда. Таши обитал здесь уже третий год.
Жизнь в доме шла шумная и озорная, потому и дом стоял на отшибе. В просторном жилище складывались отношения между парнями, и при желании можно было увидеть, кто через десяток лет будет водить отряды в дальние походы, а кому всю жизнь провести неудачником. Недаром называлось это строение Домом Молодых Вождей, и большинство мальчишек, подходя к заветному возрасту, добивались позволения жить не под родительским кровом, а среди холостяков и сирот.
Кухарничали в Доме Молодых Вождей все женщины рода по очереди. Готовились к этому делу заранее, старались показать всё своё искусство, ведь именно молодые мужчины ежегодно летом определяли Мокошь – лучшую хозяйку. В её честь жгли костры, ей подносили огромнейшие венки, сплетённые из мяты и тмина, и, бывало, много лет спустя старухи выясняли промеж себя, кто из них и когда был назван лучшей стряпухой.
