"Зарубежная фантастика 2024-4" Цикл "Люди льда". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Сандему Маргит

«Черт возьми, черт возьми, черт возьми», — думала Тула, крепко сжимая зубы и сдвинув брови над коварно смотрящими глазами.

«Маленькая Божья овечка…» — думал священник.

А эта маленькая овечка желала ему со всей его болтовней провалиться в преисподнюю. «Проклятый дьявол, грязный истукан, — думала она. — Черт бы побрал тебя вместе с твоим проклятым дерьмом!» И она выдала еще пару ругательств, которым научилась у работников, когда те болтали о проходящих мимо женщинах.

Тула обливалась в церкви холодным потом. Ей становилось дурно, и если бы она не умела защищаться и посылать священнику свои адские проклятья, ей пришлось бы с криком выбежать вон, что привело бы к скандалу. Конечно, она не осмеливалась всерьез посылать пастора в ад, ее слова не были настоящими проклятиями, она произносила их только ради собственного утешения.

И мама Гунилла была обеспокоена постоянными приступами лихорадки у дочери в воскресенье после обеда…

У Тулы была подружка того же возраста, дочка управляющего имением Амалия. Они хорошо играли вдвоем. Но иногда Амалии казалось, что Тула выдумывает странные вещи. И, будучи ребенком прямодушным, она как-то раз спросила:

— Ты просто сошла с ума, Тула, ведь ты не можешь видеть людей через стену!

А Тула как раз и могла это делать, и именно в данный момент она увидела, что управляющий лежит с женой кучера в постели и что они совершенно голые и ведут себя как-то странно.

Но Тула тут же поняла, что ведет себя неверно, и быстро поправилась:

— Конечно, я все это придумала! Ведь я же не могу видеть сквозь стены!

— Тебе не следует говорить так, — наставительно произнесла Амалия. — Взрослые никогда не бывают раздетыми, тебе это хорошо известно!

И Тула запомнила эти слова. Она понимала, что отличается от всех остальных людей, поэтому старалась подражать во всем Амалии. Ее подружке льстило, что всегда и во всем Тула считается с ее мнением. Вообще-то Туле было не свойственно давать другому командовать собой, но выбора у нее не было. Амалия же считала, что так будет и впредь — что ей во всем будут подчиняться.

Так что это была неравная дружба, но Тулу это устраивало. Это было нужно ей для того, чтобы скрывать ото всех, что она сама «меченая».

А между тем, Тула подрастала. И конечно же, она делала промахи! Как в тот раз, когда одна нахальная дама из округа Бергунда явилась к писарю на чашечку кофе и принялась говорить оскорбительные слова в адрес Эрланда Бака; она сказала, что он обычный крестьянский сын, который втерся в доверие к Грипу и женился на девушке выше себя по происхождению. Она сказала это другой гостье, и кроме них в гостиной в этот момент никого не было.

Если не считать маленькой Тулы. Эта дама дурно отзывалась об ее отце! Об ее любимом, добром, приветливом папе Эрланде!

Злая кровь Людей Льда закипела в ней. И на этот раз ее проклятия не были пустыми. На этот раз все было всерьез!

— Пусть бесчестье и позор падут на твою голову, чертова старуха! — потихоньку говорила любимая всеми девочка. — Пусть все в округе смотрят на тебя сверху вниз, как на шелудивую суку! И пусть тебе придется просить моего отца о милости и сострадании!

Так оно и получилось. Муж этой дамы был офицером среднего ранга. Все знали, что он много месяцев находится за границей. И тут случилось так, что какой-то молодой проходимец, странствующий подмастерье, зарабатывающий себе на жизнь сомнительными делами, явился в дом к этой даме и спросил, не найдется ли для него какой-нибудь работы. Она так и не поняла, что на нее нашло, но у нее появилась неуемная страсть к этому негодяю. А муж ее в это время был далеко!

Что заставило ее надевать тонкое платье, под которым просматривались не только груди? И почему под платьем у нее ничего не было? И ведь это она, порядочная женщина, которая никогда не проявляла инициативу в супружеских отношениях, а только страдальчески вздыхала, когда муж исполнял свой супружеский долг. Потом она снова вздыхала — на этот раз от облегчения, что может теперь спать спокойно.

Почему она пошла в конюшню, где наемный работник чистил скребком лошадь? Почему ей показалось, что от него пахнет самцом, отчего у нее начался зуд между ногами? Почему она с дрожью прижалась к нему, чего он совершенно не ожидал от такой высокомерной дамы? Ведь он был вовсе не красавцем и к тому же во всех местах, где у него росли волосы, водились вши.

Парень незамедлительно засунул руку ей под юбку. Убедившись в том, что она вся истекает соком, он не стал церемониться. Они бросились в жаркие объятия друг другу на сено, и почтенная дама была далеко не пассивной. После этого он исчез со двора и больше никогда там не появлялся.

Но кое-что он после себя оставил. На потеху окружающим эта почтенная дама, жена офицера, демонстрировала перед всем округом следы общения с мужчиной — в то время как ее собственный муж находился в другой стране. Она была живым доказательством того, что человек не бесплоден, даже если ему под сорок.

И еще до возвращения мужа домой она родила дочь, которая не была похожа ни на нее, ни на офицера, но была вылитой копией бродяги, работавшего у нее девять месяцев назад.

Ах, сколько было по этому поводу разговоров! Эта дама всегда казалась куда строже и сдержаннее остальных женщин Бергунды! Какой это был бальзам для израненных душ! И ее уверения в том, что этот проходимец изнасиловал ее, ни на кого не подействовали. Потому что одна из служанок (которой этот бродяга тоже приглянулся и к которому она тоже решила проскользнуть, хотя об этом вслух не говорила) застала их в конюшне. И она никогда не видела, чтобы насилуемая женщина сидела верхом на мужчине и стонала от наслаждения!

Скандал был неслыханным. Дама не осмеливалась больше появляться на людях. И стоило ей выйти куда-то, как ее осыпали бранью, насмешками и непристойными шутками.

В конце концов она поздним вечером отправилась к Эрланду Бака, который был дома уже несколько недель. Встав перед ним на колени, она умоляла:

— Дорогой мой, будьте так добры, имейте сострадание к несчастной женщине! Вы иногда служите под началом моего мужа. Передайте ему привет и скажите, что я совершенно невинна, что бы люди ни говорили! Будьте милосердны!

— Но… э-э-э… — сказал Эрланд, который был немного медлителен и наивен. — Но ведь это же не так!

— Ах, клянусь блаженством своей души…

— Этого делать не нужно, — очень серьезно произнес Эрланд. — Ведь кое-кто видел, как госпожа прыгала вверх-вниз, сидя верхом на этом человеке, так что это он сам был изнасилован!

И тогда дама побледнела и, заламывая руки, воскликнула:

— О, дорогой мой, прошу вас! Разве вы не можете сказать моему мужу, перед тем как он вернется домой, что в этом не моя вина?

— Я никогда не вру, — сказал Эрланд и вдруг рассмеялся. — Но я могу попросить твоего мужа проявлять к тебе терпимость. Я видел сам, что корову, на которую залез бык, невозможно согнать с места до тех пор, пока тот не совокупится с ней. И когда бабам приспичит и они начинают пробовать мужиков, это в порядке вещей, госпожа. И если муж в это время далеко, то вполне естественно, что у жены начинает кое-что чесаться. Я попрошу капитана помнить об этом, когда он вернется домой. Я предупрежу его о том, что у госпожи есть нужда в мужиках. И я попрошу его быть поласковее с девочкой, ведь она вовсе не хотела появляться на свет таким унизительным способом — в блуде на сеновале.

У жены офицера появилось желание дать пощечину непочтительному солдату. Но она этого не сделала. Вместо этого она униженно произнесла:

— Спасибо, милостивый фенрик [1] Бака, я этого никогда не забуду!

Но про себя она решила при первой же возможности отомстить за все эти оскорбительные слова. Этот презренный фенрик из фермерской избушки! И он осмелился поучать жену офицера! Это просто… просто неслыханно!