Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

— Прошу, — сказала Лили, нарисовав рукою в воздухе хлебосольный жест.

Послушник застыл с открытым ртом, лихорадочно думая, что вот сейчас ему придётся войти в преисподнюю. Мельничьи сапожки, казалось, вросли в грунт, и ничто не могло бы сдвинуть парня с места, если бы Фру не тронула его ладонь. Столпник, очнувшись, подумал: «Лиха беда начало — есть дыра, будет и прореха», — и шагнул внутрь. Паучья пасть сомкнулась.

***

Они оказались в узком, как кишка, тёмном и холодном ущелье. Обрывы с обеих сторон вздымались так высоко, что было неясно, где их конец. Только голубая нить неба над головой давала Семёну надежду, что глубина горной трещины имеет предел. Удивляясь и ужасаясь, он шептал себе под нос: «Преисподняя. Как есть преисподняя…» Казалось, ещё недавно здесь происходило грандиозное трагическое событие. Толпящиеся в скорби большие и малые грешники были взболтаны, как крупа в кипятке, и процежены через сито. Отверстия в камне, имеющие размеры греха невеликого, пропустили сквозь себя и далее, к небесам, мелких неправедников. Грешники же покрупнее застряли, да так и остались торчать в стенах коридора. Семён, будучи молодцем не из робкого десятка, шарахался от окаменелых локтей, коленей, затылков, челюстей, ключиц, торчащих из скальной породы, и истово крестился.

Лили не обманула, девичьи палаты оказались более чем скромными. Она вела группу сквозь круглые отверстия из одной пещеры в другую, из другой в третью, и так далее. Каменные стены сплошь в рытвинах и зазубринах уходили ввысь, сливаясь в купола, снабжённые двумя, тремя или одной отдушиной. Свет, солнечное тепло и птицы, проникающие внутрь, немного оживляли мрак. Семён задумался, впервые сетуя на свою дремучесть: «Неужто горы, на которых я отшельничал почти четыре месяца, были полыми внутри? Воистину, чудны дела Твои, Господи… Ничего-то в жизни дальше деревни я не видел и ничего-то я не знаю…»

Четвёрка двигалась в полном молчании. Слышен был только далёкий птичий гам и шорох камней под ногами идущих. Послушник представлял, что скоро они преодолеют внутренность горы, и перед ними явится дворец, либо терем. Ну, на худой конец, широкий господский двор. Но Лили вдруг остановилась посредине просторной пещеры, точно ей надоело бродить без цели. Симеон огляделся и не увидел ничего примечательного. Всё та же голая каменная внутренность, испещрённая нишами, лунками, козырьками и вертикальными бороздами. Инок ощущал себя внутри гигантского яйца, поставленного на «попку», которое сверху было проклюнуто заботливыми родителями, ожидающими появления на свет птенца. С небесной выси, точно глаза Бога, смотрели два продолговатых окна.

Старшая оглядела просторную «залу» и сказала: «Пришли. Располагайтесь как вам будет угодно». Она нагнулась и коснулась кольцом пола. Тут же каменная плита, разделившись на четыре части, поехала в разные стороны прямо под ногами послушника, и тот, как перепуганный кот, наткнувшийся на змею, с воплем отпрыгнул прочь.

Таращась на могильную яму в полу, Семён наблюдал, как из прорвы восстаёт невиданных размеров великолепный, овальный, чёрного мрамора стол и под стать ему стулья с высокими гранёными спинками. Когда «явление стола народу» свершилось, Лили знакомым жестом пригласила всех за стол. Мими быстро прыгнула на стул с одного боку. Фру неторопливо уселась с другого, аккуратно расправив подол. Гость стоял в нерешительности.

— Что ж вы, Семён Филиппович, не присаживаетесь? Прошу вас отобедать с нами.

Хозяйка указала белой ладонью на место во главе стола, а с противоположного его края, напротив, разместилась сама. Присев на краешек стула, столпник подивился: «Никто и никогда ещё на «вы» и по имени отчеству меня не величал. Что бы это значило?» Но спрашивать было не с руки. Он вздохнул украдкой, засомневался, что пиршество состоится. Со дна пустого желудка до самого горла подкатило желчное раздражение: «Хорош обед, ничего не скажешь. На столе ни корки хлеба». Тут воображение его разыгралось, он начал размышлять о том, сколь много разных кушаний могло поместиться на такой необъятной столешнице. В голове его, как и в прошлых видениях поплыли: прозрачное заливное, щи с клёцками, карпы в сметане, блины на масле с зернистой икрой, вареники с вишней, сбитень, молочный кисель и, конечно, монастырский квас с пенкой по краю ковша. Он вздохнул и подумал, что спит в каменной ложбинке на столпе и снова видит сон, в котором ему придётся без меры поглощать снедь, после которой голова гудит, как пустой жбан, а в животе волчья стая.

Минуты две все сидели молча. Сёстры, сложив на коленях руки и выпрямив спины, неотрывно смотрели на послушника. Тот, глотая голодные слюни, ощупывал взглядом пол, любопытствовал, как неподъёмная громадина могла выйти на поверхность. Лили и Мими смотрели на гостя с насмешливыми улыбками. Фру, хмурясь, поглядывала на сестёр укоризненно. Потом она демонстративно поднялась и, надув губки, легонько ткнула перстнем в центр стола. И снова Семён был ошарашен тем же фокусом. Прямо перед его глазами обозначились и раздвинулись створки. Тут же на поверхность одно за другим выплыли и заполнили стол яства, о которых он только что мечтал и которые милы сердцу каждого русича.

Разнопёрая дичь на серебряных с бирюзой блюдах; пузатые медные ендовы с медами; чернёные ставцы, из-под крышек которых вырывался дух стерляжьей ухи; золотые резные стояны, переполненные сладостями, грянули царственным сиянием. Столпник заметно повеселел и потер руки с готовностью вооружиться столовыми приборами. И, пока пиршество не началось, он, отбросив ложный стыд, полез под стол изучать механику, услышал приглушённый смех девиц, и в тот же миг аромат кушаний вытащил его за уши из-под стола.

Помолившись, Семён принялся уминать угощение за обе щёки так одухотворённо, что сестры, глядя на него, не смогли удержаться от возгласов восхищения. Скучившись, они заговорщицки шептались.

— Крепкий мужик.

— Богатырь.

— То, что надо.

— Воин.

Семён молотил желваками и похвальбы не слышал. Насытившись, он поглядел на те кулинарные изыски, которые так и не были тронуты, равнодушно. Губа хоть и не дура, а язык-то — не лопата. Потом парень от всего сердца возблагодарил девушек за сытный обед и за оказанную честь стать их гостем. Сёстры, улыбаясь, кивали головами. Сами-то они не ели, только делали вид. Мими тронула перстнем стол, и посуда в обратном порядке отправились в разверстый мрамор. Фру достала из рукава ажурный платочек и принялась его нервно теребить. Старшая неспешно поднялась и, по-королевски возвысившись над столом, обратилась к столпнику. Она говорила неспешно, твёрдо, делая в нужных местах ударения:

— Многоуважаемый Семён Филиппович! Мы, — на этом слове она развела руки в разные стороны, указывая на сестёр, сидящих по обе стороны стола и глядящих на Семёна неотрывно, — постоянные представители Межгалактической Общественной Организации на Земле, изучив обстоятельства, сложившиеся в данный момент времени на планете вообще и в подведомственном вам Разумихине в частности, приняли решение ввести вас в курс дела.

Размякший после обеда Сёмка хлопал соловыми глазами, ничего не соображая. Вся кровь вкупе с мозгами в сей момент пребывали в области желудка. «Вздремнуть бы», — подумал он и, откинувшись на спинку прохладного стула, разбросал под столом варёные ноги.

Лили продолжила:

— Проведя анализ ситуации, мы пришли к единодушному мнению, что ваша кандидатура оптимально подходит для участия в операции по ликвидации змея.

Последнее слово шилом воткнулось в расслабленный Сёмкин зад. Парня подбросило на мраморном седалище, как на ретивом коне. Вскочил, в груди занялся огонь, кровь вскипела. Какое уж тут пищеварение!

— Что вам известно про змия?! Где его логово?!

— Спокойнее… Сначала выслушайте. Не вдаваясь преждевременно в подробности, начну с самого главного.

Симеон опустился на стул, и жилы в нём натянулись, как бечева. Сглотнул, наклонил лохматую голову, упершись взглядом в стол, бросил на мрамор кулаки и напряг слух. Лили завела руки за спину, замаячила, мягко печатая шаг. Теперь слова ложились в голове парня чётко и разборчиво, точно золотые монеты на прилавок.