Вероника Иванова - Отражения (Трилогия)
— Не ходите за мной. Не советую.
— Нам не нужны советы.
— Мы исполняем свой долг.
— И это делает вам честь. Но я прошу: не надо.
— Что может нам помешать?
— Что может нас остановить?
— Угроза уничтожения, — я не стараюсь их напугать, что вы! Найо рождены исключительно для сражений, и нет такой опасности, которая заставила бы их избегать столкновения с противником. Я предупреждаю. По-дружески.
— Мы рискнём.
— Да, мы попробуем.
— Как хотите, — пожимаю плечами. — Только потом не обижайтесь.
— Этого не умеем.
— Не обучены.
— Что ж, можно вам только позавидовать...
Голые ступни начинают неметь от холода, следовательно, время уговоров подходит к концу. Начинается время схватки.
Отталкиваюсь от дощатого пола и прыгаю. Спиной назад. Кстати, это самое страшное — двигаться, не видя, куда. Но мне терять нечего: даже если не попаду в Поток, имею неплохой шанс разбиться о каменные плиты Внутреннего Двора, что кажется вполне приемлемой альтернативой побегу. В конце концов, смерть — тоже побег.
Но сегодня я не умру, потому что...
Спустя миг оказываюсь в Межпластовом Потоке.
О, как здесь на сей раз густо! Фрэллы один за другим проскакивают через меня. Кто-то — мгновенно, кто-то — с интересом принюхивается и присматривается, а потом весело уносится прочь. Не смею задерживать, малыши! У вас наверняка много разных важных дел помимо того, чтобы плыть рядом со мной.
Трачу драгоценные минуты на достижение состояния полной расслабленности. Совершенно перестаю ощущать границы своего тела, растворяюсь в Потоке. Полностью. Совершенно. Если я — пустое место, пусть меня наполняет хоть что-нибудь, хоть струи беспокойного Пространства!
И как только это происходит, головокружение исчезает. В самом деле, если мне удалось стать частью Потока, не будет больше боли и неуверенности, не будет беспомощного барахтанья в волнах. Одно целое. Неотъемлемая часть. Как же просто! Не надо стремиться сохранять себя в неприкосновенности. Надо позволить окружающему миру заполнить то, что называется душой. Ни в коем случае не сдаваться без боя, потому что...
Воевать с миром? Какая глупость! Миру нужно просто протянуть руку. Ему не нужен защитник, хранитель или слуга. Миру нужен друг. Друг, с которым можно посидеть рядом у ночного костра, пуская по кругу флягу с терпким вином. Друг, с которым не нужно даже говорить, а можно просто посмотреть ему в глаза и... понимающе улыбнуться. Мол, знаем, не через такое продирались. Ничего, пройдёт. Перемелется. Главное — двигаться. И неважно, в каком направлении: границ-то нет. Ограниченность рождается в умах. Как поздно я это понял... Но ведь понял, всё-таки? И как мало для этого нужно: всего лишь перестать цепляться за свою суть. Да, легко так сделать, когда знаешь: тебя нет и терять нечего. Больше нечего. Теперь понимаю, откуда возникают истории о невероятных подвигах. Просто все герои, о которых сложены легенды, оказались в похожей ситуации. Не видели смысла беречь себя. Только я-то не герой. Я просто запутавшийся в собственной глупости неудачник, по пятам за которым... Ну-ка, ну-ка!
Они всё же прыгнули следом. Смело, ничего не скажешь. Но вот знают ли они, куда плыть?
Прислушиваюсь к шелесту струй.
Нет, просто плывут. Я бы даже сказал: снуют по Потоку не хуже фрэллов. Ну конечно, ищут меня! Ищут. Если возможно отыскать каплю воды в море, они добьются успеха. Но не раньше.
Фью-ю-у-у-у-у-у!
Проскочили совсем рядом, не замечая моего присутствия, и умчались вперёд. Ну-ну, побегайте ещё, дурашки. А мне пора искать тихое местечко, дабы предаться раздумьям.
И, кажется, я его нашёл. В одном из рукавов Потока заманчиво вспыхнула жемчужная звёздочка выхода. Попробовать? Почему бы и нет. Вот только сделаю вдох поглубже и...
Не знаю, зачем было набирать полную грудь воздуха, но это здорово мне помогло. Потому что, покинув Поток, я оказался в воде. Причём, не на поверхности, а в глубине. В очень холодной, почти ледяной глубине. Судорога, моментально сковавшая тело панцирем, не позволила выдохнуть, и, спустя несколько секунд, меня вынесло наверх. К воздуху, который на деле оказался ещё холоднее, чем вода.
Вот уж когда я ни разу не вспомнил о своём желании умереть, так это пока дёргал руками и ногами в тщетных попытках согреться! Почему-то утопление в море показалось моему подсознанию совершенно неподходящим, в результате чего, плюнув на точность и эффективность движений, я, задыхаясь и коченея, добрался до берега за удивительно короткое время. (Впрочем, несколько позже, осмотрев место своего «приводнения» на свежую голову, ваш покорный слуга заключил: если бы доплыть не удалось, можно было совершенно спокойно тонуть, потому что убожество, не способное преодолеть двести футов, оставаться в живых не должно. Не заслуживает того.)
Повозиться пришлось с тем, чтобы ощутить под ногами твёрдую землю. В принципе, каменистая гряда у кромки берега была чудесно приспособлена для того, чтобы забираться по ней наверх, но не до смерти уставшим и с онемевшей кистью правой руки. Пришлось опираться о камни запястьем и локтем, что добавило лишних синяков, но скорость передвижения увеличить не помогло.
Когда я добрался до лужайки и плюхнулся на ёжик жёсткой бурой травы, зубы выбивали прямо-таки барабанную дробь, а в голове начинала формироваться мысль интересного содержания. На кой фрэлл, спрашивается, надо было сюда ползти, чтобы превратиться в ледышку? Ну и местечко выбрал, ничего не скажешь! Забавнее было бы только оказаться в жерле вулкана. Но там, хотя бы, не так холодно...
— Va’hat-te [130]? — раздалось надо мной, и я поднял глаза, чтобы... Открыть рот. Точнее, рот мне открыли (и довольно бесцеремонно) для того, чтобы влить приличную порцию отвратительного и на запах, и на вкус пойла. И я задохнулся снова, но теперь уже от огня, запылавшего в груди...
— Что с рукой? — спросила гройгери, набивая смесью сухих листьев длинную трубку.
— Порезался, — честно ответил я, разглядывая лиловые рубцы на костяшках пальцев и тыльной стороне ладони.
— Когда брился?
— А?
— При бритье порезался?
— Вы про это? Нет, я не бреюсь.
— Тогда где покалечился?
— Разбил кое-что.
— Стеклянное?
— Можно и так сказать.
— Умгум, — гройгери вытащила из очага хворостину, оставшуюся в относительной целости после растопки, и через несколько вдохов и припыхиваний по комнате поплыли колечки ароматного дыма. Уж на что не терплю даже запах курева, но тем, чем балуются гройги, хотелось дышать и дышать. Горьковатая свежесть морского воздуха. Так и тянет закрыть глаза и представить, что вокруг тебя — бескрайняя синь, и сверху, и снизу...
