Михаил Белозеров - Нашествие арабуру
Но даже Бугэй не представлял себе, насколько далеко зашли Акинобу и Натабура, ибо Бугэй был всего-навсего обыкновенным поваром, в душе им и остался, не имея возможности приподняться до просветленных.
— Показывай, титлак! — велел первый великий министр Дадзёкан.
— Да, показывай! — беспечно велел император Кан-Чи.
— Показывай! — потребовал Якатла и от восторга запустил ногти в раны на плечах раба Тла.
От неожиданности Тла невольно дернулся, как лошадь, отгоняющая слепней. Мстительный Якатла вонзил ногти глубже — Тла даже не повел плечами.
— Молодец! — похвалил его жрец.
Горячее солнце поднялось из-за тюремной стены, и сразу стало жарко, словно открыли огромную печь. Бугэй захотелось раздеться, но он побоялся даже скинуть камисимо, чтобы остаться в одном кимоно.
— Вот они! — низко кланяясь, подошел он к клетке, в которой находились Акинобу и Натабура.
— Эти?! — нахмурился император Кан-Чи и приблизился, сохраняя на лице надменно-брезгливое выражение. — А почему это?.. — удивился он, переходя на дискант. — Почему?.. Почему они летают?!
В его понимании летать мог Бог арабуру — Кетцалькоатль[134]. Но чтобы летали простые смертные, император Кан-Чи такого слыхом не слыхивал.
— Они… они… не такие, как все! — нашелся Бугэй, — они, они очень и очень опасны, таратиси кими… — забубнил он, как перед жрецом.
— Они демоны?!
— Хуже!
— Кто же?!
— Они такие! Такие! М-м-м… И очень-очень опасны!
Нюхая пахучую индийскую палочку, император Кан-Чи брезгливо спросил:
— Даже для меня? — ему почему-то захотелось отступить на шаг от клетки, но он сдержался. — А почему они худые и чахлые? Такие нам не подходят. Поэтому они у тебя и летают, что чахлые. А? — задал он каверзный вопрос.
Глупая страна, подумал он. Глупые люди, живущие в ней.
Бугэй быстро соображал и выпалил:
— Они… они… колдуны!
Учитель Акинобу и Натабура невольно прислушались, хотя давно отреклись от того, что происходит снаружи клетки. Действительно, после всех перипетий их одежда превратилась в лохмотья, плохо скрывая худые, жилистые тела, и выглядели они, наверное, как самые последние нищие. Но колдунами их еще никто не называл.
Дикий народ, снова подумал император, у нас летает еще всемогущий белокурый Бог Тескатлипока, который сошел из восточной Обители Богов и который велел завоевать эту страну, а здесь летают даже рабы. Нет, их нужно казнить как можно быстрее.
— Что ты там говорил о какой-то казни? А? — он взглянул на Бугэй так, что у того сердце упало в пятки и тихо дергалось там, как лягушка на нитке.
— Не смею произнести в вашем присутствии, — промямлил Бугэй, потея и бледнея сверх всякой меры.
В нем еще сохранились остатки совести, и он не хотел, чтобы Акинобу и Натабура узнали, кто является инициатором их жестокой казни. Мало ли что, на всякий случай думал он. Эти сутры, и генерал Го-Тоба. Как бы чего не вышло? Сумели же они оживить голову!
— Они хотят оказать вам честь и сварить соотечественников в вашем присутствии, — подсказал первый великий министр Дадзёкан и тоже понюхал пахучую индийскую палочку.
— Умная мысль, — одобрил император Кан-Чи, — только я не понял, как же мы их сварим, если они летают?
— Мы откармливаем их целые сэкки, — счел нужным сообщить Бугэй и осторожно цокнул языком.
— А летают они, потому что худые, — обращаясь к императору Кан-Чи, пояснил первый великий министр Дадзёкан с таким видом, словно на него снизошло прозрение.
— А ты что думаешь? — спросил Кан-Чи у Якатла, нюхая пахучую индийскую палочку.
— Правильно, потому что худые! — согласился Якатла, приставая в своих носилках и заглядывая в клетку поверх головы раба Тла.
— Худых не сваришь, — озабоченно высказался первый великий министр Дадзёкан, тоже нюхая пахучую индийскую палочку.
— Нет, не сваришь, — едва не согласился Бугэй, но вовремя прикусил язык.
Не полагалось ему вступать в разговор, если не спрашивают.
— Надо что-то придумать! — сказал император. — Уййй!!! — и хлопнул себя по затылку.
— Откармливайте их еще в течение сэкки, — велел первый великий министр Дадзёкан.
— А потом мы их сварим и насладимся предсмертными криками, — мечтательно произнес император Кан-Чи. — Слава Пернатому Змею!
— Да, да… предсмертными криками… — закивал первый великий министр Дадзёкан. — точно! И даже, может, съедим!
— Мои люди все сделают, как надо! — со знанием дела добавил Якатла и плотоядно улыбнулся.
Только улыбка у него вышла какая-то кривая, потому что Якатла был вечным стариком, не знающим молодости.
— Пусть дрожат! — важно сказал император Кан-Чи. — Мы будем варить их очень медленно. Слышите, вы, титлаки! — с этими словами, дабы произвести большее впечатление и привлечь внимание равнодушных мятежников, император Кан-Чи схватился за прутья решетки и потряс ее.
То, что произошло в следующее мгновение, в разных легендах рассказывается по-разному. По одной из них то ли святой огонь вознес просветленных мятежников на самые высокие горы Нихон, то ли сама Богиня Солнца Аматэрасу вмешалась в человеческие дела и чудесным образом накрыла пленников белым облаком, дабы унести в свое царство. По другой же легенде государственная тюрьма Тайка рассыпалась в прах до основания и на свободу вырвались все заключенные. На самом деле события развивались так: стоило императору тряхануть решетку, как она с треском развалилась, как старая, гнилая корзина, и в руках у него остались куски железа. С этими кусками в руках он и повернулся к побледневшему начальнику городской стражи Бугэй. В глазах у него застыла холодная ярость. Охрана арабуру, ничего не понимая, на всякий случай, выхватив бордовые и белые мшаго, окружила императора, готовая защитить его от любой опасности. Черный Мурасамэ зарычал так, что все шесты с головами закачались. А в небе тотчас появились три иканобори, которые стали летать кругами, изрыгая пламя и сжигая верхушки тополей.
Но недаром Бугэй слыл самым большим проходимцем в мире.
— Вот какие они страшные колдуны! — в отчаянии, как петух, которому собрались отрубить голову, закричал он, тыча пальцем в клетку. — Очень, очень опасные люди!
Но император арабуру уже не обращал на него никакого внимания:
— В цепи их! В цепи! Уййй!!! — изошелся он криком и долго не мог успокоиться, подпрыгивая на месте и размахивая руками: — Да в яму! В яму! Стеречь до самой казни, не спуская глаз. А остальным!.. — и люди в клетках замерли. — Каждого десятого казнить до заката!
— А тебя, если что не так, казним вместе с ними, — зловеще пообещал Бугэй первый великий министр Дадзёкан, и они удалились в сопровождении охраны, швырнув в сердцах на землю пахучие индийские палочки.
