Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка
Чай, под блинчики с овощной начинкой (видимо их, а не сладости или печенье, принято употреблять в Тартарии с напитками — спросить я как-то постеснялся), мы выпили в полном молчании.
— Еще чашечку? — поинтересовался Добрый Робин.
— Нет, сэр, благодарю. — вежливо отказался я. — Боюсь, что не смогу у Вас надолго задержаться.
— Эх, молодежь, вечно куда-то торопитесь. — вздохнул мистер Пэк. — Ладно, выкладывай уж, зачем пришел.
Я извлек из кармана кителя изображение Дэнгё-дайси и протянул его хозяину.
— Я разыскиваю этого человека, сэр. И я, и вся полиция Дубровлина.
Мистер Пэк достал монокль в золоченой (а может и золотой) оправе, вставил его себе в левую глазницу и внимательно вгляделся в рисунок.
— Хм… Вся полиция? Что ж он такого натворил-то?
— Совершил убийство до смерти, сэр.
— Ай-я-яй, а с виду вполне приличный азиат… — Добрый Робин укоризненно покачал головой.
— Сэр, я понимаю, что это не в Ваших правилах, — я решил брать быка за рога, покуда старый нищий меня не заболтал и не выпроводил не солоно хлебавши, — но тут вопрос государственной важности. Нам доподлинно известно, что этот человек просил гильдию нищих укрыть его…
— Этот? — Пэк спрятал монокль, скептически поглядел на меня, потом на рисунок, и снова на меня. — Первый раз вижу, мой мальчик. Ты извини, мне собираться пора.
— Сэр, — ответил я поднимаясь, — этот человек — английский шпион.
— Ничего об этом не знаю. — отрезал Добрый Робин.
— И это он убил мать Лукрецию.
Старик, приподнявшийся уже со стула, замер как громом пораженный.
Я как в других странах точно не знаю, я не бывал, но у нас в Эрине все, что касается Веры и Церкви — это очень серьезно. Попадаются, конечно, и эти новоявленные "светочи натурфилософии" — атеистами кличут, — но мало, очень мало у нас ихнего брата. Да и слава Господу, без них спокойнее. Вон, в Британии их тьма, так один до того договорился, что человека-де не Бог сотворил, а что якобы мы произошли от бибизьяны-мартышки. Дурной совсем — люди тогда были б хвостатые, и нас цыгане бы на ярмарке честному люду на потеху показывали.
— Это с чего же ты такое взял, мой мальчик? — Добрый Робин опустился обратно на стул.
— Мы схватили его сообщника, и я присутствовал при допросе, мистер Пэк. — я тоже присел.
— А чего ж не помешал душегубу твой свидетель-то? — покривился старик. — Или сам того не лучше?
— Шотландец, сэр. — пожал плечами я. — Из Стрэтклайда. Что с него взять?
— А, чертов протестант. — пробурчал мистер Пэк. — Тогда понятно.
Да уж, старой закалки люди еще помнят те дни религиозного противостояния, когда обесчестивший дочь эрла О`Ши английский граф, попытавшийся загладить свою вину и жениться на совращенной им девице, получил ответ "Пусть моя дочь будет лучше проституткой, чем протестанткой" и отказ. Сейчас-то все не так люто, больше смотрят на самого человека, чем на то, на каком языке он псалмы поет. Но и то, всякое случается.
— Повесить мерзавца надо ногами в крапиву. — добавил Добрый Робин.
— Боюсь, это никак невозможно, сэр. — ответил я. — Это, вообще-то, секрет, но он уже умер.
— Эк! Ловко! — глава гильдии нищих даже хлопнул себя по ляжке в восторге. — Всегда знал, что когда нужно восстановить истинную справедливость, на закон даже коп плюет
Он посмотрел на меня с хитрым прищуром, и добавил:
— Ладно, Айвен, мы тоже кое-что можем. Завтра поутру пришлю тебе записку, где тело этого — он положил изображение лжемонаха на столешницу рядом со мной, — негодяя искать.
— Сэр, нет! — воскликнул я. — Он нужен нам живой, иначе бесследно скроются остальные его сообщники!
— Там еще сообщники есть? — изумился Добрый Робин. — Да сколько ж человек бедную аббатису убивало? Или?..
Он сощурился.
— Или они проводили какой-то богомерзкий ритуал?
— Мы разное подозреваем, сэр. — гордись мною дедушка, я ни разу за всю беседу не соврал.
— Да-а-а-а, дела ж однако творятся в нашем городе… — протянул мистер Пэк. — Живой нужен, значит, чтоб подельников сдал?
— Да, сэр. Мы подозреваем, что они еще и в Корке набедокурили, в обители Святой Бригитты.
Добрый Робин побарабанил, в задумчивости, пальцами по столешнице.
— Устраивал да сводил с нужными людьми твоего душегуба, разумеется, не я. Ты, Айвен, знаешь что? Ты иди покуда к себе на участок и жди. Я тебе пришлю через пару часов весточку.
В участке меня уже ждали. Вернее — ждали меня еще до участка: десятский Гордон силами приданных ему констеблей, в том числе сменившихся Стойкасла с О`Йолки, не пошедших сдавать журналы, а задержавшихся дабы подстраховать меня, и также патрульных со всех прилегающих участков обхода, перекрыл имеющиеся подступы к "Оловянной кружке" и уже намеревался ее штурмовать, предполагая случившуюся со мной неприятность. Только довод Стойкасла о том, что "если бы Вильк попал в передрягу, половине города было бы слышно как он "Кружку" разносит" удержал его от поспешного шага.
Уже смеркалось, когда мы — я, О`Йолки, Стойкасл и полицейский десятский прибыли на наш Третий участок. Тоже, должен отметить, необычайно людный.
Сержант Сёкли, нахохлившийся как сыч, находился за конторкой дежурного, но увидев нас тут же ее покинул.
— Лугар, черти бы тебя взяли! — с порога напустился он на мистера Гордона. — Кто тебе позволил гробить моих парней?!!
— Успокойся, Конан, жив твой богатырь и цел. — усмехнулся десятский, ожидавший, вероятно, чего-то такого от нашего сержанта. — Даже чая с блинами на чужой кошт поел.
— Вот только это тебя и спасает, Гордон. — процедил мистер Сёкли. — Но учти — рапорт я на тебя все равно буду писать.
— Шкипер, не надо рапорт, это моя идея была. — попытался вклиниться я.
— Цыть! — приказал сержант грозно взирая на меня. — С тобой отдельная беседа будет, по душам. Риск твой, я надеюсь, оправдался? Ибо если нет — вылетишь из констеблей со скоростью орудийного снаряда. Ну? Что молчишь? Мистер Канингхем всех парней, кто не на патруле, собрал. Известно, где этот фальшивый ниппонец прячется?
— Кой-кому известно. — усмехнулся мистер Гордон. — А через пару часов и мы узнаем.
Глава XI
В которой комиссар Дубровлина находит политический выход из непростой ситуации, доктор Уоткинс указывает на местоположение чертежей, сэр Эндрю проводит мудрую кадровую политику, а секретарь эрла Чертилла доставляет в участок архиважный документ.
— И как я буду объяснять это в Большом Холле, господа? Тахте Дойле поднимут вой на весь Ойряхтас.[24] Нет, на весь королевский дворец! — герцог Данхилл в раздражении так сжал кончик сигары зубами, что сплющил его не хуже парового пресса. — Да и канцлер О`Каралан такого просто не поймет. Вы ж не абы к кому предлагаете вломиться, а к уважаемому человеку, к тышаху[25] Дойле, черт возьми! Да кто поверит, что я дал санкцию и сам же этого ниппонского монаха в особняк О`Даффи не засунул? То, что мы с тышахом один другого на дух не переносим — это в империи каждому известно. Вот Вы, Канингхем, лично Вы бы поверили утверждению, что нищим, — Бог мой, нищим! — удалось пристроить человека в такой дом, да еще и практически моментально?
