Роберт Джордан - Восходящая тень
— Многие не возражали бы против этого, — проговорил Том.
— Только не я. У меня нет охоты пасти скотину и выращивать табак до конца своих дней. Я хочу… — Мэт запнулся и затряс головой:
— Все эти провалы в памяти. Иногда мне кажется, что, если бы удалось их заполнить, я бы понял… Чтоб мне сгореть, понятия не имею, что бы понял, но как раз это я и хочу узнать. Путаная задачка, а Том?
— Я не уверен, что в этом смогла бы помочь даже Айз Седай. Куда уж бедному менестрелю!
— Я же сказал — никаких Айз Седай!
Том вздохнул:
— Да успокойся ты, парень. Я ничего такого и не предлагал.
— Я ухожу. Сразу же, как только соберу вещички и раздобуду коня. И ни минутой позже.
— Посреди ночи? Утро вечера мудренее. — Том удержался от того, чтобы добавить: если ты и впрямь уходишь. — Присядь, успокойся. В камушки сыграем. У меня; пожалуй, и жбанчик с вином найдется.
Мэт призадумался, уставясь в пол, а потом оправил кафтан и сказал:
— Утро, говоришь, вечера мудренее? — Голос его звучал неуверенно, но он поднял опрокинутый табурет и поставил его возле стола.
— Но вина не надо, — попросил он, усаживаясь. — Со мной и на трезвую голову чудные вещи творятся.
Том достал доску и шкатулку с камнями. Надо же, размышлял он, как легко парень переменил свое решение. И все оттого, что его притягивает более сильный та’верен, по имени Ранд ал’Тор. Порой менестрелю приходило в голову, что он и сам угодил в те же силки. Вся прежняя жизнь никак не должна была привести его в Тирскую Твердыню и в эту каморку, но с первой же встречи с Рандом Том почувствовал, что судьба его оказалась на привязи, точно воздушный змей на веревке. Кто знает, может, если и он вознамерится уйти — когда станет ясно, что Ранд действительно сошел с ума, — у него тоже найдется предлог для отсрочки?
— Что это у тебя. Том? — Мэт ткнул сапогом в стоявшую под столом шкатулку для бумаг и письменных принадлежностей. — Ничего, если я ее отодвину, чтобы под ногами не путалась?
— Само собой, не церемонься. — Внутренне Том содрогнулся, когда Мэт сапогом отпихнул шкатулку в сторону. Одна надежда, что он как следует закупорил бутылочки с чернилами. — Выбирай, — промолвил менестрель, протягивая Мэту сжатые кулаки.
Тот хлопнул по левому, и Том разжал его — на ладони лежал плоский округлый черный камушек. Парень довольно хохотнул: ему достался первый ход, — и положил камень на расчерченную клетками доску. Видя неподдельный азарт в глазах Мэта, никто бы и не подумал, что совсем недавно он решительно собирался уйти. Мэта удерживало величие, которого сам он не признавал, и нежелание Айз Седай упустить свою добычу. Да, парнишка крепко сидел на крючке.
Впрочем, я ведь и сам на крючке, подумал Том. Может, стоило бы помочь хоть одному человеку освободиться от этих Айз Седай. И уплатить долг пятнадцатилетней давности. Том неожиданно почувствовал странное удовлетворение и положил белый камушек на доску.
— А рассказывал ли я тебе, — начал он, не выпуская трубки изо рта, — историю про пари, что случилось мне заключить с одной женщиной из Арад Домана? Глаза у нее были такие, что в них можно было запросто утонуть, а еще она имела чудную красную птицу, купленную у Морского Народа. Она говорила, что эта птица может предсказывать будущее. У пташки был толстенный желтый клюв длиной чуть ли не с саму птицу, и вот как-то раз…
Глава 5. Допрос
— Им пора бы уже вернуться, — промолвила Эгвейн, энергично обмахиваясь веером и радуясь, что хоть ночью в Тире не так жарко, как днем. Тирские женщины — во всяком случае, знатные и богатые — постоянно носили веера, но Эгвейн не замечала, чтобы они ими пользовались. Разве что когда солнце стояло в зените, да и то редко.
Казалось, жар исходит даже от больших золоченых зеркальных светильников на серебряных настенных консолях.
— И куда они запропастились? — Надо же, в кои-то веки Морейн обещала им уделить целый час, а не прошло и пяти минут, как она умчалась невесть куда и без всяких объяснений.
— Авиенда, эта посланница хоть намекнула, зачем и кому потребовалась Морейн?
Айильская Дева сидела, скрестив ноги, на полу, рядом с дверью. На ней была куртка, штаны и мягкие сапожки.
В этом наряде, с повязанной вокруг шеи шуфой она казалась невооруженной. Заслышав вопрос, Дева подняла загорелое лицо, на котором выделялись большие зеленые глаза, и пожала плечами:
— Карин прошептала свое послание на ухо Морейн Седай. Я ничего не расслышала. Прошу прощения, Айз Седай.
Эгвейн виновато потрогала красовавшееся у нее на правой руке кольцо Великого Змея, золотую змейку, кусающую свой хвост. Как Принятая она должна была носить его на третьем пальце левой руки, но, чтобы заставить Благородных Лордов поверить, что в Твердыне находятся сразу четыре полноправные Айз Седай, и тем самым побудить их быть поучтивее, насколько это возможно для тирской знати, Морейн разрешила Эгвейн и ее подругам носить кольца так, как полагалось настоящим Айз Седай. Морейн, разумеется, никогда не утверждала, что они полноправные Айз Седай, но, с другой стороны, не говорила и о том, что они только Принятые, а потому всяк был волен думать на сей счет, что ему заблагорассудится. Лгать Морейн не могла, зато умела заставить правду выплясывать замысловатые кренделя.
С тех пор как Эгвейн и ее спутницы покинули Башню, они не единожды выдавали себя за полноправных сестер, но со Временем; Эгвейн испытывала все большую неловкость оттого, что приходилось обманывать Авиенду. Ей Нравилась эта женщина, и, наверное, она могла бы подружиться с ней, узнай они друг друга получше, но это было невозможно, пока Авиенда принимала Эгвейн за Айз Седай. Айильская Дева находилась здесь по распоряжению Морейн, и никто не знал, с какой целью. Эгвейн подозревала, что Авиенда приставлена к ним в качестве телохранительницы, как будто они сами недостаточно обучены, чтобы постоять за себя. Да что там, даже если бы они с Авиендой и стали подругами, она все равно не смогла бы рассказать ей правду. Лучший способ сохранить тайну от врагов — не раскрывать ее даже друзьям. Таково было одно из постоянных поучений Морейн. Порой Эгвейн хотелось, чтобы Айз Седай оказалась не права, хотя бы разок. Но, конечно, не так, чтобы эта оплошность привела к беде.
— Танчико, — пробормотала Найнив. Ее темная, толщиной с руку коса свисала до пояса.
Найнив смотрела в одно из узеньких окошек, распахнутое, чтобы впустить в комнату ночную прохладу. На широкой реке Эринин плясали огоньки лодок, не рискнувших спуститься вниз по течению, но Эгвейн сомневалась, что Найнив их замечала.
