Далия Трускиновская - Люс-а-гард
— Да, меня же там не было.
— И это все, для чего она приходила? Полистать книжки и прочитать листок? — уточнила Люс.
— Откуда я знаю, для чего она приходила! — Свирель наконец не выдержала подначек и придирок.
— Да тише ты! — зашипела Люс. — Так что же было дальше? Ты вышла из комнаты?
— Конечно, вышла! Она же оставила дверь открытой! А что — нужно было сидеть на кровати и дожидаться лорда Блокхеда?
— Генетически бесполезного лорда Блокхеда, — добавила Люс. — Нет, ни в коем случае.
— И я решила, что лучше всего пойти к леди и попроситься к ней ночевать. Я бы уж как-нибудь ей втолковала, что боюсь ее мужа. Ведь там бы он меня не тронул, как ты думаешь?
— Кто его, лорда, разберет… — задумчиво сказала Люс. — Ну, ты добралась до покоев леди, а что дальше?
— Ее покои найти было нетрудно — там возле дверей две старухи на сундуках спали. Я между этими сундуками протиснулась… А перед самой дверью задержалась. Дух перевести… И вдруг вижу — свет приближается! Я — за сундук! Только не хватало, чтобы меня там лорд Блокхед обнаружил!
— Это уж точно, — согласилась Люс. — Послушай, у тебя там нет какой-нибудь веревки? Или ленты?
— Зачем тебе лента?
— Ты бы спустила ее из окна через этот проклятый карниз, и я бы привязала браслет.
— Какой браслет? — искренне удивилась Свирель. Тут Люс дара речи лишилась.
— Какой браслет? — ушам своим не поверив, наконец вымолвила она. — Нет, это мне нравится! Какой браслет!
— Я не возьму, — твердо заявила сверху Свирель. — Это исключается!
— Ты в своем уме? — спросила Люс.
— А ты?
И наступила жуткая пауза.
С большими мучениями десантницы разобрались — Свирель полагала, что гуманная Люс хочет отдать ей свой браслет. И встала в благородную позу. Еле Люс втолковала ей, что браслетов у них два, и что только очень крупная растяпа может потерять браслет в невинной стычке на речном берегу.
— А как я дотянусь до окна? — спросила тогда Свирель.
— Вот ворона… — буркнула Люс. — Привяжи к ленте что-нибудь и бросай, пока она не проскочит сквозь решетку. Разве трудно самой догадаться?
— Поняла! — обрадовалась Свирель. И надолго замолчала.
— Эй! Марианна! Ты где? — зашипела Люс.
— Рву покрывало, — безмятежно сообщила певица. — Они мне выдали тонкое покрывало, я из него сделаю веревку.
— Разумно! — одобрила Люс, которой уже откровенно надоело болтаться на стене. — Но ты рви и говори. Кто подошел-то?
— Да женщина же!
— С палочкой? — недоверчиво спросила Люс.
— Да нет же, со свечой! У них в замке невероятно вонючие свечи, мне две такие поставили в спальню, так все волосы у меня, наверно, пропахли! А тушить я боялась. Женщина со свечой, а свеча — в здоровенном подсвечнике. Совсем другая женщина, понимаешь? У нее в одной руке был кувшинчик, а в другой — подсвечник.
— И она вошла в спальню к леди, а через несколько минут вышла? — перебила Люс.
— Нет, она там довольно долго пробыла… Сперва собака гавкнула, потом умолкла, потом я уж думала возвращаться, а тут она выходит. Я — опять за сундук с бабкой…
— Ты ее видела? Ты бы могла ее узнать? — в следственном азарте спросила Люс, начиная, однако, уставать от висенья на корявой стене.
— Откуда я знаю! Она в капюшоне была! А из капюшона, по-моему, темные волосы вылезали. Я разглядела только руки — с подсвечником и с кувшинчиком.
— Ну и какие у нее были руки? — безнадежно спросила Люс.
— На правой — два перстня, я даже удивилась — оба с громадными камнями, один камень темно-красный, другой — зеленый, это же надо такие вместе надеть. Для настоящих подозрительно крупные, — тоном знатока заметила Свирель.
— Тогда, то есть теперь, такие носили, то есть носят, — объяснила Люс. — А что ты еще заметила?
— Парчовые манжеты. У нее были высокие манжеты из золотой парчи, я тоже такие примеряла, когда собиралась петь Леонору в «Трубадуре». А камни в перстнях шестигранные или восьмигранные, очень грубая работа, я таких раньше не видела, а ведь я в камнях разбираюсь, у меня дома две шкатулки с мелочью, рубиновый гарнитур, гарнитур из дымчатых топазов, колье и серьги с изумрудами, еще колье с сапфирами и бриллиантами…
— Да погоди ты! Парчовые манжеты… — Люс задумалась. — У кого в замке, кроме леди, могут быть парчовые манжеты?
— У леди Мэри, конечно, она леди Лауру перещеголяла, — сразу заявила Свирель. — Еще у леди Алисы и леди Гвендолен…
— А эти откуда взялись? — удивилась Люс.
— Леди Алиса приехала вместе с леди Мэри, только она очень устала и к столу не вышла, — объяснила Свирель. — Она, по-моему, совсем больная приехала. Она то ли сестра, то ли еще какая-то родственница леди Мэри. А леди Гвендолен — сестра леди Лауры, она в Блокхеде живет. А может, и не сестра. Я их вместе видела, когда они с галереи на меня смотрели. Мне лорд Блокхед на них показал и назвал по именам. А про леди Алису сэр Арчибальд объяснил.
— М-да-а… Ты, Свирель, очень кстати в замке появилась, — сказала Люс. — Для кого-то ты — просто подарок! Ведь на тебя можно свалить все, что угодно! Ты же не можешь оправдаться!
— Я пыталась объяснить, что я тут ни при чем, — пожаловалась Свирель, но они сперва потащили меня смотреть на мертвую леди Лауру, а потом заволокли в эту башню. Даже сэр Арчибальд не смог помочь…
— Ты и про женщину в манжетах пыталась объяснить?
— Ну конечно! Я показывала на руки, но они, конечно, ничего не поняли. А я ведь только руки видела, остальное — плащ… и еще, кажется, прядь волос… Такая длинная, темная, вроде бы завитая… Ну вот, веревка готова. Я к ней пряжку привязала, от воротника. Она ничего, тяжелая.
— Ну, кидай!
— Пряжка с веревочным хвостом выпорхнула из окна, пролетела над головой Люс и полетела дальше — прямиком в канализационный ров.
— Ворона! — застонала Люс. — Что же ты конец упустила?…
— Я не знала… — нелепо отвечала Свирель.
— Ворона! Вот ворона!
От ярости Люс утратила бдительность, и эти странные вопли услышал часовой на стене. Сперва он удивился, почему это узница так неколоратурно взывает, а потом крикнул приятелю, охранявшему соседний участок стены, по другую сторону башни, чтобы тот исхитрился и посмотрел, что же там творится.
Таким образом часовые засекли Люс, но стрелять не стали — уж больно их изумило зрелище человека, ползающего по стене на манер мухи. Зато они принялись вопить, созывая зрителей.
Поняв, что ее накрыли, Люс задумалась. Ей вовсе не хотелось сигать в грязный ров. Конечно, браслет на ее руке был всегда готов к употреблению, но как бы она вернулась, если сама повредила хрономаяк? Удирать без особой надежды вернуться в нужное время — значило бросить Серебряную Свирель на произвол судьбы. А этого она не могла.
