Кэрол Берг - Стражи цитадели
— Спасибо за мою жизнь, старик, — сказал я, уходя из заснеженного сада. — Но мне бы не хотелось становиться пешкой в игре мертвеца. Встретимся ли мы еще, чтобы я мог тебе это сказать?
Я осторожно вернулся в дом. Несомненно, он был окружен мощными охранными заклинаниями. Искусная иллюзия, скрывающая мою комнату, — лишь пример. Но враги Дассина тоже вряд ли слабы и, так или иначе, узнают, что он если и не мертв, то жестоко ранен. Поскольку я совершенно не был уверен в собственных силах, представлялось разумным забрать все, что может пригодиться, и убраться отсюда. Тогда я мог бы выследить убийц и сразиться с ними уже на моих условиях. Самых для них неблагоприятных.
Поискав на кухне, я обнаружил вместительный вещевой мешок. Осторожно, чтобы не коснуться черного кристалла, я завернул загадочный и тревожащий диск в салфетку и положил на самое дно. Я не задумывался, почему позаботился о нем прежде всего остального. Потом я стал искать в комнате Дассина то, что он, я уверен, всегда держал под рукой. В самом деле, маленький кожаный футляр стоял на полке у выхода. Внутри лежал необыкновенно острый нож с изогнутым лезвием длиной в ладонь — нож Целителя, а в соседнем отделении — узкая лента тонкого, как паутина, полотна. На мгновение я почувствовал себя почти целым. Я положил футляр в мешок.
Затем пришла очередь бутылки «лучшего от Барейля» и двух груш, которые я не успел съесть. Из кладовки я вытащил еды достаточно, чтобы хватило не меньше чем на день, — получилось порядком, так как я все еще был голоден. С одеждой оказалось хуже. Дассин не давал мне ничего, кроме балахона из белой шерсти. Обитатели Авонара, изучающие магию, традиционно носили одеяния ученых — свободная мантия и сандалии или шлепанцы. Солдаты, торговцы, работники в садах и на полях, дульсе и большая часть прочих одевались так, как я привык: рубашки или блузы, штаны, чулки и ботинки. Я не собирался представляться ученым — напротив. Но я был изрядно выше Дассина. Его одежда, куда более обычная, только выдала бы меня с головой. Так что с этим приходилось ждать.
Мне могли пригодиться деньги, но я не представлял, где их искать. Кучи бумаг и рукописей загромождали дом, несомненно, какие-то из них имели отношение ко мне, но у меня не было времени в них разбираться. Возможно, пресловутый Барейль знает, что из этого действительно важно.
Инстинкты и привычки, которые я спешно восстанавливал по воспоминаниям о том, как я прятался от закона, подсказывали мне, что пора двигаться, убираться прочь оттуда, где меня ожидают встретить враги. Я был на взводе и, несмотря на скудные припасы в сумке, готов был бежать сломя голову.
Но только я взялся за мешок, как внезапно услышал тихие шаги возле дома. Я вжался в стену за дверью, вспомнив, что не подыскал себе самую важную часть снаряжения — оружие. Я — Кейрон — никогда не носил оружия, хоть моя рука и требовала клинка. Нож Целителя был слишком мал, да и это казалось немыслимым — использовать инструмент, созданный для лечения, чтобы причинить вред другому человеку.
Времени не оставалось. Крадущийся негодяй спустился по лесенке, ведущей в лекторий. Я заметил кинжал в окровавленной руке. Тупая скотина. Я сгреб его за запястье и заставил потерять равновесие. Вспомнив Дассина и рваную рану на его груди, я не церемонился. Сдавив локтем горло пришельца, я заламывал ему руку за спину, пока нож не звякнул об пол.
— Думал закончить работу или просто добавить к списку еще кого-то? — рявкнул я ему в самое ухо.
Придушив его посильнее, я подобрал нож с пола, намереваясь раскроить негодяя так же, как он — Дассина.
— Спасите господина Дассина… пожалуйста.
Маленький легкий человечек обмяк в моих руках. Уловка любителя. Он заслуживал смерти. Я уже приставил нож к его животу, но обратил внимание на цвет его кожи… светло-коричневая, как крепкий чай с молоком. Изящный овал лица. Темные миндалевидные глаза. Дульсе… Я опустил нож и повернул его лицом к себе. Черные прямые волосы, аккуратно подстриженные над ушами. Опрятная бородка. Лицо без возраста с мертвенно-бледными губами. Святые боги! Тот самый, седьмой, из комнаты с Наставниками! Его легкое тело сочилось кровью из десятка колотых ран. Тот, кто напал на него, действовал наверняка. Я положил дульсе на диван, все еще влажный от крови Дассина, вытащил кожаный саквояж и достал из него нож и полосу ткани.
Никакое чародейство не может притупить боль целительского кинжала. Рассечь свою плоть и смешать кровь с кровью больного — единственный действенный способ освободить силу Целителя. Боль — это такая же часть единого магического действа, как и слова, раскрывающие твое сознание свету вселенной, и сбор силы из самых потайных уголков твоего существа, и запах крови. Боль открывает двери обострившимся чувствам, необходимым, чтобы исправить поврежденное, она связывает Целителя и пациента сильнее, чем полоска белого полотна.
Впервые я рассек себе руку ножом в день, когда отчаивался спасти умирающего брата. Тогда я еще не знал, что я Целитель. Я старался не думать о боли, связать себя с разбитым телом Кристофа, сохраняя в мыслях его невредимый образ. Я думал, настоящий Целитель должен быть привычен к боли, и боялся, что слезы на глазах и срывавшийся с губ крик свидетельствовали о моей неспособности к этому. Я боролся так долго, что душа моего брата едва не успела уйти за Черту, прежде чем я понял: его чувства закрыты Для меня вместе с моими собственными. Когда я осознал это и ослабил контроль… лишь тогда передо мной раскрылся мир другого человека; я смог увидеть раздробленные кости, почувствовать порванные ткани, услышать сбитое сердцебиение, которые надо было исправить. Даже за все эти годы я так и не привык к боли. Совершенство здорового целого более чем стоит того — оно несоизмеримо дороже, — но правда, что опытные Целители сдерживают крик, однако и никогда не улыбаются, приступая к работе.
ГЛАВА 10
Чувство времени отказывает, когда имеешь дело с целительством. Можно считать удары сердца, но, как правило, есть куда более важные вещи, которыми нужно заниматься: связывать поврежденные кровеносные сосуды или разрушать яды, стекающиеся к ранам, словно стервятники. Так что, когда я приступил к чародейству, затянувшему порез на моей руке, и распутал узел, связывавший меня с раненым дульсе, я не знал, как долго он уже наблюдает за мной.
— Се'на давонет, Гире Д'Арнат, — произнес он тихо. «Славься, Наследник Д'Арната». — И прими мою благодарность за то, что не может быть оплачено.
— Тебя зовут Барейль? — спросил я. Он устало кивнул.
— Определенно, Вазрина Ваятельница оберегает глупых и непокорных, иначе бы я не смог тебе сейчас ответить.
