Андрей Раевский - Конец игры
Император Арконст III сидел на маленьком, специально для него сделанном, золотом троне, венчавшем огромный многоярусный постамент на Площади Церемоний. Сегодня императору исполнялось восемь лет, и в программе праздника за утренним посещением главного храма следовала продолжительная церемония принятия даров.
Ноги мальчика, обутые в мягкие сафьяновые сапожки, с вялым раздражением тыкались в алую парчовую подушку, подложенную для его удобства к подножью трона. Сидеть неподвижно, как того требовал ритуал, было невыносимо трудно. Даже Малая Императорская корона была слишком тяжела, и тонкая детская шея мучительно ныла под грузом изумрудов и алмазов, почти полностью скрывающих поверхность её массивного золотого корпуса. Кроме того, юному властителю Алвиурии было нестерпимо скучно. Впрочем, одни только стоящие возле самого трона придворные могли прочесть настроение императора в его глазах. Остальные могли лишь бросать трепетные взгляды вверх на маленькую фигурку Арконста, неподвижно, как казалось издали, восседающего в далёкой недосягаемой вышине. Постамент-пирамида был расположен так, что утреннее солнце поднималось строго за спиной императора. Его лучи всё сильнее слепили глаза, превращая вершину постамента в глуховатый силуэт: подданные должны были лицезреть божественный свет, осеняющий священную, установленную богами власть, а не самого её носителя.
Церемония шла полным ходом. Огромный помост из красного дерева у подножья пирамиды был уже почти весь заполнен драгоценными подношениями. Искушённые в тонкостях закулисных схваток придворных кланов отметили, что вальяжный старик, которому была доверена почётная и ответственная роль принимать дары от лица императора, был человеком дяди императора, могущественного Бринслорфа из рода Вактурдов, что означало новое наступление на партию регента. Однако самого регента, Элгартиса из рода Тивингров, это, похоже, ничуть не беспокоило. Он всё так же уверенно занимал своё законное место у правой руки императора, и взгляд его больших тёмно-зелёных глаз был, как обычно, цепок, внимателен и немного ироничен. Впрочем, снизу было видно лишь то, что привычная расстановка сил осталась неизменной.
Народ, запрудивший площадь, всякий раз встречал появление новой делегации оживлённым и заинтересованным гулом. Стоящие в первых рядах, вытягивая шеи, жадно всматривались через головы стражников во все детали церемонии и затем передавали свои впечатления по цепочке назад. Возле самого оцепления была настоящая давка: протиснуться туда из задних рядов было совершенно невозможно.
По традиции, всякий подносящий дары императору имел право обратиться непосредственно к нему с несколькими фразами, поясняющими особый смысл подарка, если таковой имелся. Многие, однако, не смели воспользоваться этим правом, предпочитая смиренно промолчать. К жрецам храма Богов Неба это, впрочем, не относилось. Представив взорам собравшихся огромную плиту, на нефритовой поверхности которой среди золотых аллегорических фигур, изображающих небесные тела, был вычерчен сложный рисунок императорского гороскопа, они, после напыщенных приветствий и поздравлений, пустились объяснять действие сложного механизма, который ежедневно и ежечасно менял космограмму в соответствии с изменением расположения звёзд и светил. Сам этот драгоценный механический гороскоп производил сильное впечатление, но комментарии были скучны и непонятны. Из них следовало, что астрологическая карта императора была, как и следовало ожидать, необычайно счастливой. Как и все, рождённые в этот день и час первого осеннего месяца, император должен был обладать, и притом в несравненно большей мере, чем простые смертные, такими качествами, как рассудительность, уравновешенность и углублённость мысли. О том, что этим флегматическим натурам свойственна также вялость, лень и склонность к бесплодному фантазированию, жрецы скромно умолчали.
— …Таким образом, обратив свой взор на указатель большой золотой стрелы, его величество узнает, какие дни благоприятны для тех или иных начинаний, а в какие лучше вовсе не покидать пределов дворца, — продолжал объяснять жрец.
— Выходит, всё уже заранее известно? Что будет завтра и потом?… — неожиданно для всех спросил Арконст, не проронивший до этого ни слова на протяжении всей церемонии.
Жрец в замешательстве застыл с открытым ртом. Повисла тягостная пауза, которую никто не решался нарушить.
— Ваше величество, гороскоп показывает лишь то, что может произойти, — тихо проговорил Элгартис, почтительно склонившись к уху императора, — всё остальное — в воле богов. Но ни один уважающий себя бог или демон не предпринимает ничего серьёзного, не поинтересовавшись расположением светил.
Мальчик тихонько кивнул головой. Жрецы и церемониймейстер вздохнули с облегчением. Теперь последний мог произнести свою обычную ритуальную фразу — "Император принимает ваш дар с благосклонной благодарностью, и милость его пребудет с вами!"
Арконст всегда удовлетворялся объяснениями регента, доверяя не столько смыслу его слов, который часто бывал ему непонятен, сколько мягким и уверенным интонациям его ровного, словно гипнотизирующего голоса. Мальчик твёрдо знал, что эта большая голова с венцом чёрных с проседью волос вокруг ранней лысины заранее знает ответы на все вопросы. Поэтому, в присутствии регента он всегда вёл себя спокойно и предсказуемо.
— Расскажи мне потом подробнее… — тихо сказал император, легонько повернув голову направо.
— Разумеется, ваше величество, — так же тихо с лёгким поклоном ответил регент. Он поистине мог гордиться работой воспитателей и наставников, которыми он, оттеснив многочисленных протеже Бринслорфа, окружил юного монарха. С каждым новым публичным выходом в словах и движениях Арконста становилось всё меньше естественной детской живости и непосредственности, и всё более проступала ритуальная неспешность и величавая царственность.
А тем временем на смену жрецам Богов Неба выступили посланцы восточной страны Уртин. Ярко накрашенные бороды оттеняли их невозмутимые смуглые лица, а ветер трепал павлиньи перья на высоких пятиярусных шапках. Парчовое покрывало слетело с изящной, сработанной из красного дерева тележки, явив любопытствующим взорам ослепительное сияние тончайшей работы золотых и серебряных сосудов, блюд и кубков.
Далее в нескончаемой череде дарителей следовали посланцы далёких варварских степей, за ними — представители маленького южного царства Локнам, за ними — старейшины ремесленных корпораций вольных городов из различных провинций самой Алвиурии, затем — снова иноземцы, потом — делегации губернаторов, сатрапов и правителей, за ними — опять жрецы и маги, и так без конца. Церемониймейстер выполнял свои обязанности добросовестно, не показывая признаков усталости. Зато сам маленький виновник торжества окончательно скис и едва не падал с трона. Вдруг он, встрепенувшись, протянул руку вперёд, указывая вниз на бархатную подушечку, на которой ярко переливался в лучах солнца большой хрустальный кубок — подарок правителя северной провинции Валфана. Такого горного хрусталя, как там, не было нигде в мире, и продажа изделий тамошних мастеров неизменно приносила имперской казне немалый доход. Но маленький император ничего этого не знал. Он просто любил разглядывать на свет цветное стекло, независимо от его ценности. Это занятие оказывало на него благотворное завораживающее действие. Не прошло и минуты, как хрустальный кубок, оказался в его руках. Боясь уронить холодный и увесистый дар, мальчик поднял его на свет и, прищурившись, стал поворачивать его, словно ловя пучки солнечных лучей в запутанные полупрозрачные клетки.
