Роб Макгрегор - Индиана Джонс и Великий потоп
Дойдя до середины моста, Секиз остановилась, поджидая спутников.
– Говорят, здесь кончается Азия и начинается Европа, – сообщила она, когда те подоспели.
Шеннон окинул взглядом хитросплетение извилистых улочек на холме к западу от пролива.
– Значит, слепой старик – европеец? – предположил он, когда все трое снова двинулись вперед.
– Вы разве не знаете, что в Турции теперь все европейцы? – рассмеялась девочка. – Таков новый уклад. Со старым покончено.
– Далеко еще? – поинтересовался Заболоцкий.
– Видите вон там Галатскую башню? Это рядом.
– Только не говори мне, что там есть особый переулок слепых прорицателей, – проговорил Шеннон, вспомнивший строгую организацию рядов на Крытом базаре.
– Нет. Этот старик очень необычный. Это вам не цыганский гадатель. Сами увидите.
Перейдя пролив, они зашагали по дороге и вышли на площадь. За площадью углубились в узкую, мощеную булыжником улочку Галип Деде Каддеси. Секиз указала на дверь по левую руку, с выписанной по-арабски и по-латински вывеской, гласившей «Galata Mevlevi Tekkesi». Открыв дверь, оказавшуюся калиткой, они очутились в ухоженном садике, среди зелени и веселого буйства красок множества цветов. По обрамленной клумбами дорожке подошли к скромному деревянному домику.
– Куда мы попали? – спросил Шеннон, но Секиз приложила палец к губам:
– Подождите.
Она постучалась. Вскоре дверь приоткрылась и оттуда выглянула престарелая женщина. Секиз переговорила с ней. Старуха указала куда-то в сторону от дома и закрыла дверь.
– Идите за мной, – сказала девочка, направляясь по другой дорожке, которая привела в уединенный закуток, осененный высокими кустами и деревьями. На лавке сидел седобородый старец, склонивший голову на грудь, будто в дреме.
– Кто тут? – не подымая головы, басом спросил он.
– Дедушка, это я, Секиз.
Подняв лицо, старец улыбнулся. Солнечный луч озарил его лицо, и покрытые бельмами глаза стеклянисто блеснули. Несмотря на седую бороду, рыжие волосы слепого могли поспорить цветом с шевелюрой Шеннона.
– А кто с тобой, малышка? – спросил старик, когда она села рядом и взяла его за руку.
– Я привела двух друзей. Они приехали издалека. Им нужна помощь.
– Садитесь, пожалуйста, – похлопал старик по скамейке возле себя.
Указав на скамейку, Секиз перевела слова деда.
– Сейчас мы выпьем чаю и поговорим, – старик троекратно хлопнул в ладоши. – Итак, как вас зовут и откуда вы?
Шеннон понятия не имел, что из всего этого выйдет, но сохранял спокойствие и внимательно слушал перевод. Сев, они с Заболоцким представились.
– Можете называть меня Альфином, – сообщил старик, протягивая руку. Шеннон пожал ее, но старик не отпускал его ладонь. – Знаешь ли ты, что у нас общий предок?
– Навряд ли, – отозвался Шеннон. – Мои дед с бабкой перебрались в Соединенные Штаты из Ирландии.
– Да, но мои дальние предки перебрались на Британские острова из этого края, тогда называвшегося Анатолией. Их называли галицийцами, но ты знаешь их как кельтов.
– А я и не знал, – Шеннон про себя отметил, что надо спросить Инди, действительно ли кельты происходят из Турции.
Альфин выпустил руку Джека и протянул ладонь Заболоцкому. Русский доктор помешкал, но все-таки ответил тем же.
– Пожалуйста, помогите отыскать мне дочь!
– Ты искал Бога и дочь, а теперь ищешь дочь и Бога, – провозгласил Альфин, и Заболоцкий резко отдернул руку.
Тут подошла старуха, открывавшая дверь, и поставила принесенный поднос с чаем на лавку. Секиз вручила чашки Шеннону и Заболоцкому и хотела передать чашку деду, но тот снова склонил голову на грудь. Шеннон бросил взгляд на доктора. Тот нахмурился и покачал головой.
– Ты, доктор Заболоцкий, не ведаешь, кто я, – сказал Альфин тоном утверждения. – Так не суди же о том, чего не ведаешь.
– Мне казалось, что лучше не слишком распространяться о тебе, – пояснила ему внучка.
Альфин помахал ладонью и снова поднял лицо.
– Я хранитель старинного обряда, который наше новое правительство пытается искоренить, но ему это не удастся. Дом, что перед вами – tekke. Здесь мы проводим свои церемонии. Нас называют мевлеви, мы члены суфитского братства. Мы ищем мистического единения с Богом через sema – песнопения, молитвы, музыку и кружение в танце.
– Но правительство запретило эти танцы, – переведя слова деда, добавила Секиз.
– Крутящиеся дервиши, значит, – заметил Шеннон, прихлебывая чай. – Как же, слыхал. В мою бытность в Париже одна девушка проиграла мне на патефоне лютневую музыку и сказала, что ее исполняли дервиши.
– Музыка тебе понравилась? – передавая чашку Альфину, поинтересовалась девочка.
– Слушать ее было трудновато, но я слыхал много всякой музыки.
– Наверно, надо быть дервишем, чтобы ее оценить, – улыбнулась Секиз. – Наша народная музыка пришлась бы тебе больше по вкусу.
– Послушайте, – вклинился Заболоцкий, – моя дочь пропала, а я тут сижу с вами, чаи распиваю, когда мне надо ее искать. Может он нам помочь, или нет?!
Альфин не стал дожидаться перевода.
– Сиди смирно, доктор, и слушай. Храни спокойствие. Я поведаю тебе все, что ты хочешь знать. Ты пришел, куда следует, хоть и не веришь этому.
На несколько секунд зависло молчание. Альфин отставил чашку и опустил голову настолько низко, что Шеннон испугался, как бы тот не свалился. Затем старец начал раскачиваться взад-вперед, вращая при этом головой. Шеннону стало дурно от одного вида его телодвижений.
Когда старик остановился, голос его зазвучал даже басовитее, чем прежде.
– Тех, кто похитил твою дочь, называют янычарами.
– Кто это? – уточнил Шеннон.
– Солдаты, воинство зла, – отозвался Заболоцкий, – самые отъявленные головорезы.
– В пору расцвета Османской империи янычары были лучшими солдатами на свете, – объяснил Альфин. – Они виртуозно владели ятаганами и могли снести голову с одного удара.
– Впечатляет, – пробормотал Шеннон, потирая шею.
– Но они стали слишком могущественны и влиятельны. Могли даже лишить султана власти. Они тоже суфиты, но из другой секты – бекташи. Из-за них-то новое правительство и запретило в 1925 году быть суфитом вообще.
– Но с какой стати им было похищать моего друга и его дочь?
Альфин помолчал.
– А с какой стати вы приехали в Турцию? В этом вопросе заключается ответ.
– Не понял, – подал голос Заболоцкий. – Мы здесь затем, чтоб взобраться на Арарат и отыскать Ноев ковчег.
– Тогда причина в этом, – мгновенно откликнулась Секиз.
– Но чем поиски Ковчега им не угодили? – недоумевал Шеннон.
– Учение ислама гласит, что Бог откроет Ковчег людям лишь в Судный день, – растолковал Альфин. – Янычары считают своим предназначением охрану Ковчега от посягательств тех, кто пытается открыть его ранее назначенного Богом часа.
