Павел Балашов - Слепой прыжок
Прыжок выглядел великолепно — немолодой уже майор запаса выполнил все четко, как на тренировке. Разбег, толчок, переворот, вхождение спиной в стекло, пролет нескольких метров, приземление на ноги, опуститься на одно колено, оглядеть окрестности через коллиматор винтовки. Никого, кроме Леона, пролетающего в оконный проем. Инстинктивно, приземлившись, Леон повторил действия Макса, вплоть до озирания в прицел по сторонам. А Заславский уже бежал со всех ног к транспортеру, поливая подозрительные движения вокруг короткими очередями. Добежав до Дурня, он, не останавливаясь, вскочил внутрь через верхний люк и включил порошковую противопожарную систему. Из потолочных отверстий посыпалась густым снегом химия, обрисовывая Максу единственный силуэт внутри — его. Следом упал Леон, тут же отскочил в сторону, освобождая место для Урмаса. Здоровенный унтер не заставил себя долго ждать, вскочил почти сразу же за Леоном. И не прошло и секунды, по субъективному времени Урмаса, как его толкнул в спину Лемке, вскочивший в транспортер следом и уже закрывающий за собой люк.
Макс тем временем уже сидел в кресле водителя и рвал на себя рычаги управления. Дурень, изрядно пришпоренный, бодро дернул по полосе, удаляясь от базы. Макс украдкой взглянул на таймер, который остановил в тот момент, когда Лемке захлопнул люк Дурня. С момента, как он нажал на спуск, расстреливая стекло, до момента закрытия люка танка-транспортера таймер успел натикать не так много: 00-09-99. Почти десять секунд, вот пойди и пойми, много это или мало? Что ж так медленно разгоняется Дурень?
Субъективное восприятие, не иначе, — ведь Дурень, как конь, которого хлестнули плетью, разгонялся по полосе с невероятной для такой машины прытью. Или дело в том, что никто и никогда не пытался гонять эти машины так?
А в лобовой камере обзора был уже виден «Ревель», растущий в размерах с бешеной скоростью. Со стороны зрелище могло бы быть великолепным: танк и эсминец неслись друг на друга, их суммарная скорость сближения подходила к полутораста километрам в час. Что-то в этом было от отчаянных лобовых атак авиации в середине двадцатого столетия либо от бешеного сближения рыцарей на турниpax. Разница же была в том, что на этот раз сближающиеся не враждовали.
Для Отто, Урмаса и Леона все заполонил рев. Рев мотора Дурня, рев лязгающих по пластобетону космодрома гусениц, рев идущего на бреющем «Ревеля», матерный рев Макса, у которого, несмотря на всю выдержку, нервы были не титановые, рев собственных сердец, бившихся в совершенно нехарактерном ритме. Отто вообще зажмурился, не желая видеть надвигающуюся аппарель эсминца.
А со стороны опять оставалось только жалеть об отсутствии зрителей и камер. Немаленький эсминец, казалось, скользил по полосе, словно по рельсам, — ведь высота была настолько малой, насколько оно вообще было возможно. И навстречу ему — задравший морду под аэродинамическим потоком танк-транспортер, как будто стремящийся стать обедом для гигантского существа, раскрывшего ему навстречу свою пасть — аппарель.
Потом был крик Макса «всем держаться!», удар, чуть не сорвавший людей с места, и перегрузка, которая навалилась на них с адской силой. Это Заславский останавливал набравшего скорость сто двадцать километров в час Дурня до того, как он впаяется в стену десантной палубы эсминца.
Макс встал из кресла водителя, пошатываясь, подошел к люку танка и вышел наружу, пройдя процедуру уравнивания давления и прочей херни. На аппарели дул штормовой ветер — это «Ревель», послушный заданной последовательности, поднялся на высоту в километр. Так и летел, с открытой аппарелью, на скорости полста километров в час, порождая внутри себя немаленький ветер. Макс отключил внешний микрофон скафандра и позвал в коммуникатор:
— Ревель?
— Да, капитан.
— Ты все сделал идеально, спасибо. Готов слушать дальше?
— Так точно, капитан.
— Значит, так. Я сейчас пристегнусь к стене страховым фалом. А ты зафиксируй танк, и давай-ка на орбиту. Аппарель не закрывать. Загерметизировать только выход в остальные помещения, чтобы не терять воздух. После десяти минут пребывания в безвоздушном пространстве — закрыть аппарель, снизиться к базе, зависнуть на высоте километра.
— Какая траектория подъема?
— Отлогая. Максимально отлогая. Начать выполнение… через две минуты.
— Есть, капитан.
Макс проорал Урмасу, Леону и Отто, чтобы пристегнулись, краем глаза заметив, что «Ревель» выпустил транспортные захваты и крепко зажал ими танк. Добежав до стенки палубы, Заславский нашел страховочный фал и пристегнул себя, насколько мог прочно. И вовремя, поскольку через мгновение на него навалилась перегрузка. Умница «Ревель», вернее, его бортовой комп под максимально отлогой траекторией, видимо, понял «вертикально вверх» и пошел на шифтах разрывать атмосферу.
Заславский сполз по стене на пол и уселся поудобнее. Перегрузки не входили в число его любимых спортивных процедур, и он старался обеспечить себе максимальный комфорт в этом дурацком состоянии.
Дурень мелко дрожал. Танк-транспортер экспедиционный универсальный явно отвык от подобного счастья, обычно его, если и возили на кораблях — то довольно нежно, с компенсаторными системами при взлетах и посадках. А тут вот нате-здрасте, принайтовали к полу захватами и ташшат куда-то, да еще и с бесцеремонной перегрузкой в 5 G. Впрочем, стоило отдать эсминцу должное — 5 Же не были пределом его возможностей на шифтах. Мог и восемь-девять выдать совершенно спокойно. А так — гляди-ка, об экипаже заботится.
Размышления и наблюдения Заславского прервал сильный рывок. Ревель вывел сам себя за пределы воздушных слоев с нормальным давлением, и все, что не было закреплено или имело некоторый запас хода, теперь активно старалось вывалиться наружу через открытую аппарель. Заславскому оставалось тихо надеяться на то, что тварь, если и сидела на броне Дурня, сейчас сдует к чертовой матери. Или она сама помрет от декомпрессии. Ну, во всяком случае, должна помереть — ведь медики решили, что это человек, и размораживали как человека, и реанимировали как человека. Стало быть — как минимум тварь антропоморфна. На этой мысли Макса прервал вызов:
— Капитан?
— Да, Ревель. Слушаю.
— Все в порядке? Вы находитесь в зоне декомпрессии.
— На мне штурмовая броня. Декомпрессия мне не страшна, запаса дыхательной смеси мне хватит на гарантированный час.
— Отрадно это слышать, капитан. Разрешите вопрос?
— Давай попробуем, — Макса, чем дальше, тем больше радовала манера общения, которую выбрал бортовой интеллект. Никакого раболепия, никакого безразличия. Спокойный и уверенный в себе партнер, примерно как-то так. Черт возьми, программисты в ЕС сто лет назад были просто превосходные!
