Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ
— Кто ты, девочка? — спросил он требовательно.— Почему ты взялась мне помогать?
— Я всего лишь Зенобия,— прошептала она, и дыхание у нее перехватило, словно от страха.— Всего лишь рабыня, купленная в сераль короля.
— И все-таки,— настаивал Конан,— не вижу, с какой бы стати тебе отдавать мне ключи… если только это не какой-нибудь подвох!
Она опустила темноволосую голову, но потом вновь вскинула ее и прямо встретила подозрительный взгляд киммерийца. Слезы алмазными звездами мерцали на пушистых ресницах.
— Я всего лишь рабыня, купленная в сераль короля,— повторила она, и Конан различил в ее голосе гордость, боровшуюся с унижением.— Но король ни разу даже не посмотрел на меня и, может быть, никогда не посмотрит. Я ничтожнее псов, гложущих кости в его пиршественном зале. Но я не раскрашенная игрушка! Я дышу, ненавижу, боюсь, радуюсь… и люблю. И я полюбила тебя, король Конан, с того самого дня, когда ты навещал короля Нуму несколько лет назад. Я видела, как во главе своих рыцарей ты проезжал по улицам Бельверуса, и сердце мое рвалось из груди, мечтая упасть в дорожную пыль, под копыта твоего коня…
Жаркая краска залила ее щеки при этих словах, но она не отвела глаз. Конан помедлил с ответом. В глубине души он так и остался необузданным дикарем, и все же мужчина должен быть уж совершенным скотом, чтобы не испытать невольного трепета и смущения, когда женщина раскрывает перед ним свою душу.
Тут Зенобия склонила голову, и нежные губы прижались к его пальцам, стиснувшим ее запястье. Но ужас их положения тотчас же с новой силой отразился в широко раскрытых темных глазах.
— Поспеши! — отчаянно прошептала она,— Уже минула полночь! Беги, государь!
— А с тебя не сдерут шкуру за утащенные ключи?
— Они никогда не дознаются. Даже если утром негры припомнят, кто дал им вино, они нипочем не посмеют сознаться, что напились и потеряли ключи. Я только не смогла заполучить тот, что отпер бы эту дверь. Ты должен проложить себе путь к свободе через подземелья, мой государь! Какие ужасы таятся там во мраке, я не решаюсь даже гадать. Знаю только, что участь твоя будет еще страшнее, если останешься здесь. Ибо король Тараск возвратился…
— Тараск?
— Да, причем возвратился тайно. Некоторое время назад он спустился сюда, в подземелье, а когда вышел обратно, весь дрожал и был смертельно бледен, как человек, страшно испытывающий судьбу. Я слышала, как он шепнул Аридею, своему оруженосцу, что, несмотря на запрет Ксальтотуна, ты все-таки умрешь.
— А Ксальтотун? — пробормотал Конан.
И почувствовал, как она содрогнулась.
— Не говори о нем! — был едва слышный ответ.— Демоны часто являются туда, где произносят их имена… Рабы говорят, он лежит в своем чертоге, за крепко запертой дверью, и внимает сновидениям черного лотоса. Мне кажется, даже Тараск втайне боится его, не то бы он расправился с тобою открыто. Но он спускался в подземелья нынешней ночью… и одному Митре известно зачем!
Уж не Тараск ли возился под дверью? — задумался Конан.
— Вот кинжал! — Зенобия протянула его сквозь решетку, и пальцы киммерийца жадно сомкнулись на знакомом пpедмете.— Когда выйдешь в ту дверь,— продолжала она,— поворачивай налево и иди вдоль камер, пока не доберешься до каменной лестницы. Не удаляйся от камер, если тебе дорога жизнь! Отвори дверь наверху лестницы — один из ключей должен подойти. Я буду ждать тебя за ней, и да не оставит нас Митра!
И с этими словами она растворилась во тьме, лишь шелковые туфельки прошуршали по каменным плитам.
Конан пожал плечами и повернулся к дальней решетке. Мысль о возможности коварно подстроенной Тараском ловушки по-прежнему не покидала его. Неужели очертя голову броситься в западню? А хотя бы и гак! Все же лучше, чем сидеть на цепи, беспомощно дожидаясь неведомой участи. Конан осмотрел кинжал, врученный ему Зенобией, и мрачная улыбка тронула его губы. Что бы там ни представляла собою девчонка, оружие в руке киммерийца свидетельствовало о ее практичном уме. Это не был какой-нибудь изящный стилет, выбранный ради дорогих камней в рукояти и золотой крестовины и годный разве что для изящного убийства в дамском будуаре. В ладони Конана лежало настоящее оружие воина, с широким, обоюдоострым пятнадцатидюймовым лезвием, плавно сбегавшим к острию алмазного закала и остроты.
Удовлетворенное ворчание вырвалось у Конана. Ощущение рукояти в руке подбодрило его, уверенность теплом разбегалась по жилам. Какие бы паутины заговоров ни сплетались вокруг, какими бы сетями измены и коварства ни пытались опутать его,— эта сталь была настоящей. Мощные мускулы на правом плече короля вздулись, предвкушая убийственные удары.
Держа наготове ключи, он тронул дальнюю дверь и обнаружил, что она открыта. В то же время он помнил, как запирал ее негр. Стало быть, та скрюченная, крадущаяся тень оказалась не тюремщиком, вздумавшим еще раз проверить запоры. Наоборот — тот человек отпер дверь! Все это поневоле наводило на нехорошие мысли, но Конан задумываться не стал. Без колебаний распахнул он решетку и, покинув темницу, ступил во тьму.
Как он и думал, помещение по ту сторону не было коридором. Каменные плиты пола уходили неизвестно куда, теряясь во мраке, ряд камер тянулся налево и направо, но каковы размеры подземелья, в которое он угодил, Конан не знал. Ни потолка, ни другой стены не видно. Лунный свет просачивался лишь сквозь решетчатые двери камер, темнота была почти абсолютной. Кто-нибудь менее зоркий, нежели киммериец, вряд ли различил бы мутно-серые пятна на полу перед дверьми.
Повернув налево, он со всей возможной быстротой скользнул вдоль решеток. Босые ноги короля беззвучно ступали по каменному полу. Проходя мимо, он бросал короткий взгляд к каждую камеру: все пусты и заперты. Несколько раз взгляд Конана ловил отблеск белых костей. Камеры эти были наследием более мрачной эпохи, когда Бельверус являлся скорее крепостью, а не городом. Однако и в нынешние времена камеры явно использовались куда чаще, чем думали люди.
Когда впереди замаячили очертания лестницы, круто уходи вшей вверх, Конан понял, что добрался до цели. И в тот же миг ощущение близкой опасности заставило его обернуться назад и низко пригнуться, прячась в непроглядной тени у подножия ступеней.
Где-то там, позади него, во мраке двигалось нечто — нечто громадное, но осторожное, и мягкая поступь его не была человеческой. Конан скользнул глазами вдоль длинного ряда камер, перед каждой из которых лежал на полу сероватый прямоугольник даже не то чтобы света — просто менее густой тьмы… и увидел, как что-то не спеша приближалось к нему, пересекая эти прямоугольники. Что это было, Конан не взялся бы сказать. Громадное, тяжелое, оно тем не менее передвигалось ловко и быстро. Неясный силуэт его то возникал на фоне пятен серого света, то пропадал в черноте промежутков. И веяло жутью от этой крадущейся поступи…
