Ольга Елисеева - Хозяин Проливов
Слушая эти разговоры, Асандр наливался яростью. За кого они его принимают? Вся его вина в том, что Сфокл пощадил его перед пропастью. А ему уже приписали бог весть что и украсили столь изощренными подробностями, что уши вяли даже у такого хлебнувшего горя человека, каким был Асандр. Он поморщился, встряхнул руками и ногами, сбрасывая лишнее напряжение, и занял боевую стойку. «Где моя дубина Геракла?» — мелькнула насмешливая мысль. Асандр был твердо намерен показать, на что годится, и если не одержать верх над противниками, то по крайней мере выколотить из них спесь и отвоевать себе достойное место.
Гнев ли был причиной его успеха? Или бывший боец с Майской горы действительно стоил больше всех пиратов-невольников вместе взятых, Асандр не знал. Но первым же двум он задал такую трепку, что они еле унесли ноги, выскочив за круг и поспешно подняв руки, признавая поражение. С третьим пришлось повозиться. Это был грузный козлообразный детина, по виду мясник, и ухватки у него оказались не боевые, а трактирные. Он вцепился Асандру в плечо и громадными ручищами принялся ломать противнику кость. Если б юноша не сумел сделать ему грамотную подсечку, а потом плюхнуться на живот, вызвав каскад рыганий, от которых враг начал задыхаться, победа ускользнула бы от него.
Четвертого бойца — того самого крикуна Трифона с опасным ударом левой — Асандр взял на испуг. Он уклонился от первого броска и, ловко поднырнув под противника, железной хваткой вцепился ему в уды под рваной туникой.
— Проси пощады. А то покалечу, — прохрипел он.
Трифон колотил руками по песку, но боялся всерьез вырываться.
— Проси пощады. — Асандр сильнее стиснул кулак.
— Пощады… — придушенно выдохнул боец, как будто враг держал его за горло.
— Свободен. — Асандр сплюнул на песок и отвесил побежденному пинка.
Оставался Неокл. Его юноша оценил как самого серьезного противника. Опыт мог заменить старому солдату недостаток силы при столкновении с более молодым врагом. К тому же Асандр порядком устал.
— Может, хватит? — развязно подал голос Лисимах. Он сидел на песке и вместе с другими преспокойно обсуждал схватки. — Неокл, зачем рисковать? Ты же видишь, парень раздухарился. Чуть не свернул шею Буту (так звали мясника). И Трифон теперь месяц по девкам ходить не сможет!
Его поддержали дружным смехом.
— Ты старше и умнее нас всех, — продолжал тавр, обращаясь к Неоклу. — Не приведи боги, с тобой что-нибудь случится. Мы, как щенки, потонем в Эвксине. Но для атамана, признайся, ты стар. На абордаже подставляться — помоложе лоб нужен!
Неокл в нерешительности обвел товарищей глазами. Было видно, что ему и самому не слишком хочется драться. Так, для порядка.
— Оставишь за мной место лоцмана? — спросил он у Асандра.
Тот кивнул, шмыгнув разбитым носом.
— Ура атаману, — негромко, но требовательно обратился Неокл к собравшимся. — Закон гласит, что любой, — он вновь обернулся к Асандру, — может оспорить твое право на командование, предложив тебе поединок. И ты не вправе отказаться. Правит сильнейший.
«Стая волков», — подумал юноша, вытирая кровь с губы.
— Согласен, — вслух заявил он. — Надеюсь, желающих долго не появится.
Он подошел к Лисимаху и сел с ним рядом на песок:
— Ты мой дух-хранитель.
Тавр только улыбнулся.
Они молча просидели рядом остаток ночи, глядя, как остальные собирают тела мертвых пиратов, складывают их в опустевшие лодки и, оттолкнув от берега, расстреливают горящими стрелами. Это было необыкновенно красивое зрелище. Костры полыхали на темной воде под низким, усеянным звездами небом. «Угри» шли на дно залива медленно, как берестяные кораблики, которые дети топят в луже.
Двадцать человек не могли вести все суда. Решено было оставить две элуры и пару пиратских плоскодонок, загрузить их съестными припасами, а остальное зарыть здесь до лучших времен. Следовало подумать и о зимовке. Лишь трое из освободившихся невольников хотели вернуться в Пантикапей к своим семьям.
— У вас нет мозгов, — сообщил им Неокл. — Будь сейчас архонт, я бы еще понял. Но Калимах живо вздернет вас над крепостной стеной. Вы же пираты! Мы только вчера разграбили последний караван. На ком, по-вашему, казначей сорвет свою злость?
— Но есть же Народное Собрание!
— Мы не по своей воле! — пытались оправдываться уходящие.
— Пусть идут. — Асандр уже освоился с ролью командира. — Это их право.
— Как и право потерять свои головы, — буркнул лоцман. — Я вас предупреждал.
Наутро четыре судна, ведомые неполными командами гребцов, вышли в море. У Киммерика пираты высадили трех своих товарищей, которые надеялись вернуться в Пантикапей. К ним неожиданно присоединился Трифон. За последние сутки новоявленные разбойники совсем задразнили его, издеваясь над позорным поражением.
— Дурачье. — Лисимах плюнул в воду. — Всех повесят.
— Может, простят? — усомнился Асандр.
Тавр глянул на друга, как на блаженного:
— Если ты в этом уверен, почему не идешь с ними?
— Мне некуда идти, — угрюмо отозвался юноша. — В Пантикапее у меня никого нет.
— А здесь? — В голосе тавра послышались странные нотки.
Сегодня Лисимах чувствовал себя гораздо хуже, чем вчера.
Края у раны сошлись, но кожа вокруг нее была горячей и красной, что говорило о воспалении. По совету Неокла, плечо прижгли раскаленным железом. Тавру дали в зубы кусок каната, чтобы он не кричал. Асандр держал его за руки, боясь, что тот ненароком дернется и покалечит себя еще сильнее.
Потом Лисимах выпил сразу полкувшина красного вина, которое Сфокл держал у себя под гребной банкой, и отвалился на мягкие скатки из плащей. Корабли уже огибали мыс Кетий. На месте недавнего сражения море казалось совершенно гладким. Со дна не торчали мачты погибших судов. Только пологие волны нет-нет да и проносили мимо обгоревшие доски. На сердце у многих было тяжело, и мимо мыса лодки прошли в полной тишине.
Лишь к вечеру жар у Лисимаха спал. Он разлепил опухшие веки и остановившимся взглядом уставился на войлочное одеяло с треугольными оберегами.
— Женщины, — откидываясь назад, протянул тавр. — Они пьют жизнь. — Он улыбнулся непониманию друга. — У нас мужчины и женщины не живут вместе. И встречаются редко. Мужской дом далеко. Охотники не приходят в деревню. Только отправляют по праздникам молодого. На кого укажет жребий. Больше мы его не видим. Женщины забирают его целиком. А потом приводят к обменному камню — ну там, где мы оставляем дичь, а они зерно — детей. Мальчиков, которым уже минуло шесть. Говорят, что ушедший возродился в них…
