Ян Сигел - Дети Атлантиды
— Зачем вы звоните? — спросила Ферн. — Лугэрри всегда приходит через заднюю дверь. Она всегда открыта.
— Я не могу войти в дом, пока ты меня не пригласишь, — ответил Рэггинбоун.
Ферн открыла рот, чтобы произнести приглашение, и тут же закрыла его. В его взгляде она прочла понимание. Порог, лежащий между ними, создавал невидимый барьер. Это была преграда, которую он не мог переступить не будучи позванным. Преграда, защищающая ее.
— Что же произойдет, — спросила она, — если вы переступите порог?
Она представила себе силовое поле, гром среди ясного неба, мгновенное уничтожение. Ничего этого не могло случиться.
— В таком случае я нарушил бы один из древних законов, — мрачно ответил Наблюдатель. — Этого нельзя себе позволить. И скоро пришла бы расплата. Даже Древние Духи боятся подобного проступка.
Я приглашала войти Джейвьера, подумала Ферн, когда он приезжал в четверг. А теперь не осмеливаюсь впустить Рэггинбоуна.
— У нас есть ключ, — сказала она, глядя ему прямо в глаза.
— Ты уверена, что это именно тот ключ?
— Он обжег меня, — сказала Ферн. — На руке не осталось ожога, но он жег меня внутри. Однако Уилл ничего не почувствовал.
— Он еще очень молод. Даже если у него и есть Дар, он еще не проявился. Прикосновение Лоудстоуна вызывает твои собственные силы, только если ты готов.
— Он восстановит вашу силу, если я вам его отдам? — спросила она.
— Возможно.
— И поэтому вы хотите его получить?
— Может быть, и поэтому. — Он вздохнул. — Когда я был молод и голоден, я эгоистически использовал свою силу, как делали это и многие другие. Потом я открыл для себя соблазн благотворительности и играл в Бога, который судит и карает. Только когда я стал беспомощным, я начал пытаться делать добро во имя добра — или во имя себя, кто знает? — и тогда осталось так мало того, что я вообще мог сделать. Я — наблюдатель, тружусь для других. Но до сих пор мечтаю снова обрести силу. — Неожиданно веселье промелькнуло у него на лице, зажгло его глаза. — Я всего лишь человек, при всей моей долговечности. Я всего лишь отчаявшийся смертный. Я спешу. У духов бесконечная жизнь. Они, если захотят, могут вообще ничего не делать, но людей торопит смерть. Близко ли — далеко ли — конец всегда виден. Сделай свой выбор, Фернанда. Разговаривая о времени, ты упускаешь свое… Что ты будешь делать с ключом, если не отдашь его мне?
— А если отдам, то что вы сделаете с ним? — быстро спросила она.
— Не знаю, что сказать, — ответил Рэггинбоун. — Я всегда думал, что когда я овладею ключом, то буду знать, как с ним поступить.
— Проклятье, — сказала Ферн. Внезапно она улыбнулась. — И я думала так же и была не права. Вам лучше войти в дом.
Ферн крикнула Уиллу, чтобы он спустился, и когда он подошел, незаметно прошептала ему, чтобы он до поры до времени хранил ключ у себя в кармане. Все отправились в кухню. Рэггинбоун, сидящий за большим деревянным столом и попивающий крепчайший сладкий чай, показался Ферн любопытным созданием просто потому, что он так легко вписался в атмосферу дома, он был здесь так же естествен, как и на холме. И Лугэрри, положившая морду на лапы и время от времени настороженно поднимающая уши, вела себя, как обычная собака, выбравшая самое уютное место на кухне возле плиты. Трудно было поверить в то, что этот слегка эксцентричный человек с тяжелой кружкой чая в руке, который похрустывает печеньем, как обычный гость, был когда-то волшебником, и все еще сохранил власть, если не силу, а его компаньон — это оборотень, который рыскал в северных лесах и утолял свою жажду человеческой кровью. Слегка запоздало Ферн поняла, что это она изменилась, ее кругозор расширился настолько, что теперь обнимает два мира: старый — безопасный, ограниченный и вечно остающийся в детстве, и новый — ужасающий, незнакомый мир поверженных законов и иллюзорного очарования мир, который учит ее быть взрослой. Теперь оба мира естественным образом слились — свет и отражение, очертания и тени. Здесь, в кухне, сидят Уилл, у которого в кармане лежит ключ от Врат Смерти, и она, Ферн, принявшая события последних дней, как часть обычной повседневной жизни. Она снова подумала о том, как они начали искать ключи, затем ее мысль перепрыгнула к Джейвьеру, к ее снам, к сцене с идолом.
Рэггинбоун подождал, пока она закончила свои размышления, и затем высказал свое мнение. К удивлению Ферн, его больше всего заинтересовали ее сны и идол.
— Эзмодел, — сказал он. — Его я боюсь больше всего. А больше ты никого не видела?
— Только какие-то образы в храме.
Лицо Рэггинбоуна затуманилось воспоминаниями.
— Я проходил через Сад Упущенных Мгновений, когда лапа гоблина и раздвоенное копыто танцевали среди листвы, и из упрятанных гротов раздавалась музыка. Я стоял вместе со всеми на богослужении в шатре и вдыхал испарения курилен и видел кровь жертвоприношений, сбегающую по ногам идолов. Только разноцветные озера были всегда пустыми. Никто не мог долго переносить воздух, стоящий над ними, рядом с ними нет ни зверя, ни птицы.
— Я видела птицу, — сказала Ферн, — которая пила из одного такого озера. Но ведь это был всего лишь сон?
— Да? Опиши мне эту птицу.
— Я знала, что это за птица, — ответила Ферн, — знала, как это всегда бывает во снах. Это была птица Феникс.
— Так, так, — сказал Наблюдатель с явным удовлетворением. — Это может быть знаком, а может быть и нет. Это могло быть и случайной игрой воображения. Многие приходили туда и ждали, когда птица Феникс прилетит напиться, но им становилось дурно, и они ничего не видели.
— Мне не было дурно, — сказала Ферн.
— Ты видела сон, — возразил Наблюдатель. — Как бы то ни было, сны тоже бывают разными. Обладающие Даром могут настроиться на разум и воспоминания других людей часто как раз во сне. И их сила может заставить сны передать некое сообщение, порой идеи, установить связь, ввести в заблуждение, внести какие-то команды глубоко в подсознание. Подозреваю, что именно так все и произошло. Ты странствовала во сне вне своего тела или тебя заставили, навязали тебе галлюцинации, скорее всего, тебя запрограммировали на определенную реакцию. Когда ты увидела идола, ты произнесла его имя. В наших беседах я тщательно избегал этого, я не называл Древнего по имени. Ибо назвать его — значит вызвать. И это очень плохо.
— Но и я пытался это сделать, — вступил в разговор Уилл, — сегодня днем, когда вернулся домой и был в ужасном отчаянии. Я звал, произносил имена: Яхве и Джезриил, правда, больше не вспомнил никаких имен. Но ничего не произошло.
— Тебя спасла твоя плохая память, — сказал Рэггинбоун, погрозив ему пальцем. — Ты сделал одну из самых больших глупостей — позвал сатану, потому что не знал, что тебе делать. К твоему счастью, идол представляет только одного демона и на другие имена не откликается. Постарайся больше не делать подобных глупостей, это может плохо кончиться. Что нам надо сделать теперь, — он обернулся к Ферн, — так это очистить твое сознание от заданной тебе программы. Мы тратим время на пустяки. Ты должна постараться…
