Кирилл Кащеев - Донгар – великий шаман
Сани заложили крутой вираж – и встали как вкопанные. Мужик соскочил с передка, заворачивая оленей внутрь узкого кольца из уткнувшихся друг в друга саней. Олени нервно переступали копытами среди мельтешащих у их ног собак. Обоз оказался смешанный – тяжелые, нагруженные поклажей оленьи сани и легкие нарты. Нарты вместе с заходящимися лаем ездовыми псами загнали внутрь круга. Туда же набились испуганные женщины, прижимающие к себе вперемешку истошно ревущих детей и еще истошнее визжащих поросят. С быстротой, указывающей на немалый опыт, охотники залегли за санями, выставив острия копий. Среди каменных и костяных наконечников тускло поблескивали стальные. «Богатый род», – успел подумать Пукы.
Деревья вокруг дороги зашатались. Земля задрожала, и из леса выступил мэнкв. Три головы озирались по сторонам, высматривая добычу. Завидев обоз, замерли, вытянувшись на трех жилистых, как у старого гуся, шеях. На морщинистых старческих лицах расплылись идиотски-счастливые улыбки, открывающие выкрошившиеся гнилые зубы. Мэнкв похлопал себя по тощему, поросшему лишайником животу и, радостно кудахча, как старики над миской с рубленой олениной, торопливо поковылял к обозу.
Вот только что старый мэнкв был у кромки леса… Ручища-лопата взметнулась над обозом. Пукы обдало ветром, он испуганно присел, словно прочертившаяся по белому снегу черная трехголовая тень могла сожрать его. Со стремительностью атакующего медведя лапища врага протянулась поверх саней – и ухватила бегущего к матери ребятенка. Малыш завизжал. Сверкнул проблеск стали – подскочившая мать с размаху рубанула мэнква топором по запястью. Лапа людоеда разжалась – ревущий малыш упал в снег. Из-за саней послышался дикий, в три глотки, рев, и мэнкв воздвигся над обозом во весь свой гигантский рост. Снова потянулся за добычей… Грудью напоролся на вскинутые ему навстречу тяжелые – на медведя – охотничьи копья. Два сразу сломались. Одно удержалось, войдя людоеду в грудь на всю глубину остро заточенного наконечника. Пукы заткнул уши руками, когда яростный, полный боли и злобы вопль пронесся над обозом. Мэнкв рванулся. Выпустив копье, охотник откатился по снегу. Людоед отскочил, рывком выдернул из груди копье, швырнул его в сторону. И тут же жуткая трехголовая фигура выросла с другой стороны обоза.
Новые копья ударили мэнкву в грудь. Лучники выстрелили по людоеду в упор – одна стрела воткнулась тому в щеку, вторая пронзила одну из шей. Наконечник торчал с другой стороны. Ухватив стрелу за оперение, мэнкв с силой дернул, разворотив себе горло. Шарахнул кулачищем по краю саней – Пукы увидел, как изломанное тело лучника рухнуло в алый снег.
– Дядя! – тоненько, как поросенок, завизжала девчонка. – Дядечка, родненький!
Этот визг привлек внимание мэнква – лютый голод пересиливал даже боль от раны. Высоким прыжком, невероятным для такого огромного тела, людоед попытался перескочить преграждающие ему дорогу сани. Частокол копий принял на себя громадное тело, прошивая его насквозь. Луки ударили в упор – в толстую шкуру людоеда вонзились десятки стрел. Все три лица старого людоеда исказились болью, тело задергалось, с треском ломая древки копий, а вытянутые вперед лапы все шарили вокруг, пытаясь ухватить добычу.
Отец девчонки упер конец копья в снег, налегая на него, чтобы не упустить бьющегося на остриях людоеда. Ноги мужика разъезжались по утоптанному снегу дороги. Он поскользнулся и сел в снег, не удержав копье. Пополз, пытаясь уклониться от молотящих во все стороны лап мэнква. Позади Пукы послышался истошный визг – девчонка с луком и полным колчаном стрел бежала к отцу. Громадная лапа мэнква метнулась в сторону – и накрыла ее. Лук и колчан полетели в снег. Мэнкв поволок девчонку к себе – из его сжатой горсти торчали только отчаянно дрыгающиеся ноги.
Пукы упал, перекатился, подхватил лук – быстрым движением наложил тетиву и выстрелил, даже не успев толком прицелиться. Стрела вонзилась мэнкву в один из шести глаз. Полузадушенная девчонка вывалилась из кулака. Забилась в снегу, хрипло кашляя. Мэнкв ухватился за правое лицо, зажимая выбитый глаз лапами. Пукы подскочил с ножом к стоящим внутри кольца нартам – и полоснул по ремням, одну за другой освобождая беснующихся в постромках собак. Псы серой волной ринулись к насаженному на копья мэнкву. Рычащая и завывающая свора рвала людоеда в клочья. Мэнкв опрокинулся на спину, весь утыканный копьями, как недошитая парка – иголками. Ярящиеся псы накрыли его серым шевелящимся ковром.
– Уходим! – заорал отец девчонки, вздергивая дочь на ноги. – Выводите сани, выводите! Помогай, парень! – он налег на борт саней, выталкивая их из кольца. Пукы навалился рядом… Сани скользнули вбок, прыгающие от ужаса олени рванули постромки. Сани заскользили по дороге. Мужик зашвырнул на них едва живую дочь, вскочил сам. – Давай, скорее! – он перегнулся через борт, протягивая руку отставшему Пукы. Мальчишка вцепился в крепкую ладонь, запрыгнул на ходу. Мужик подхватил хорей. – Цо! Цо! А ну пошли! – шест прошелся по оленьим спинам, но скакуны и так неслись изо всех сил, то вытягиваясь в струнку, то запрокидывая назад увенчанные рогами головы.
Вцепившись в задник уносящихся саней, Пукы неотрывно смотрел назад. Толкаясь и цепляясь бортами, остальные сани обоза разомкнули кольцо и, подхватывая седоков на ходу, мчались, насколько хватало оленьих сил. На дороге остались брошенные нарты да с рыком шевелилась сплошная куча псов… Один с визгом отлетел в сторону и остался неподвижно лежать на снегу. Куча вздыбилась… и трехголовый великан восстал, стряхивая повисших на нем собак. Громадная ножища поднялась – опустилась… Послышался истошный собачий вопль. От страшного пинка псы разлетелись во все стороны – мэнкв ринулся топтать их. Собаки резво развернулись – и со всех ног рванули за хозяевами. Мэнкв несся следом.
– Ничего! Ничего! – оборачиваясь через плечо и работая хореем, гаркнул мужик. – Сейчас! Только до крепости доскачем!
– Тут есть крепость? – цепляясь за подскакивающие борта, крикнул в ответ Пукы.
– А ты разве не оттуда? – удивленно проорал мужик. Но разбираться у него не было времени – мэнкв нагонял последние сани. Брошенное копье заставило людоеда вильнуть.
Их сани, кренясь на один борт, вошли в поворот дороги – и Пукы увидел крепость. Высоченная стена из гладкого, отполированного льда вставала впереди. Сквозь его полупрозрачную толщу едва виднелся деревянный каркас, на который был наморожен лед.
– Мэнквы! Мэнквы! – заорал мужик, привставая на санях и размахивая хореем в воздухе.
На венчающей стену деревянной башенке загремело медное било. Пукы вертел головой, напряженно вглядываясь то вперед, то назад. Сани обоза вывернули из-за поворота и теперь неслись по дороге, растянувшись длинной лентой. Упорный мэнкв, спотыкаясь, гнался следом. Впереди на ледяной стене суетились люди. Кто-то бежал вниз – Пукы хотелось надеяться, что открывать ворота.
