Роджер Желязны - Принц Хаоса
— Я прошу прощения, — повторил я. — Знаешь, мы даже в родстве со стороны моей матери.
— Знаю, — сказала она, отворачиваясь. — На этом все, принц Мерлин?
— Да, — ответил я. — Куда мне тебя доставить?
Гилва помолчала секунду, потом промолвила:
— Ты говорил, у тебя два вопроса.
— Забудь. Насчет второго я передумал.
Она вновь повернулась ко мне:
— Почему? Почему я должна забыть? Из-за того, что я защищаю честь семьи?
— Нет. Просто я тебе верю.
— Ну и?..
— Это может повредить еще кое-кому.
— Ты полагаешь, что эго опасно, и потому решил не спрашивать меня?
— Многое из происходящего непонятно, а потому может оказаться опасным.
— Ты опять хочешь обидеть меня?
— Боже упаси!
— Задавай свой вопрос.
— Придется кое-что показать тебе.
— Давай.
— Даже если придется карабкаться на дерево?
— Какая разница?
— Следуй за мной.
И тогда я повел ее к дереву и взобрался на него, что в моем нынешнем обличье оказалось делом чрезвычайно простым. Она следовала прямо за мной.
— Выше есть путь, — сказал я. — Я уже готов следовать им. Дай мне несколько секунд, чтобы на том конце освободить место.
Я подался еще чуть выше — и был таков. Шагнув в сторону, я быстро осмотрел часовню. Похоже, никаких изменений…
Затем рядом возникла Гилва, и я услышал резкий вдох.
— Ух ты!
— Я знаю, на что смотрю, — сказал я, — но не знаю, что вижу, если ты меня понимаешь.
— Это храм, — промолвила она, — посвященный духу одного из членов королевского Дома Амбера.
— Да, речь идет о моем отце Корвине. Это то, на что я смотрю. Но что я вижу? Почему, в конце концов, подобная вещь оказывается здесь, во Дворе?
Гилва медленно пошла вперед, глядя на алтарь.
— Вдобавок могу сообщить, что это не единственный подобный храм, который я видел по возвращении.
Она протянула руку и тронула рукоять Грейсвандира. Заглянув под алтарь, обнаружила запас свечей. Выбрав серебряную и укрепив ее в гнезде одного из подсвечников, Гилва зажгла свечу от другой и поставила у Грейсвандира. При этом она что-то бормотала, но я не различал слов.
Когда она вновь повернулась ко мне, на лице ее сияла улыбка.
— Мы оба выросли здесь, — сказал я. — Как же получилось, что ты, похоже, во всем разбираешься, тогда как я ничего не понимаю?
— Ответ весьма прост, мой господин, — проговорила Гилва. — Ты уехал сразу после войны искать образования в других землях. А святилище — часть того, что возникло в твое отсутствие.
Она взяла меня за руку и подвела к скамье.
— Никто не ожидал, что мы проиграем ту войну. Нас слишком долго убеждали, что Амбер — совсем не грозный противник.
Мы уселись.
— В конце концов поднялась большая смута, — продолжила Гилва, — вызванная той политикой, что привела к поражению и последующему Договору. Хотя ни один Дом и ни одна группировка не могли надеяться на свержение правящей коалиции — тебе ведь известен консерватизм Владык Края. Потребовалось бы много, очень много усилий, чтобы объединить большинство против короны. Но недовольство приняло другие формы. Народ был зачарован нашими покорителями. Закипела торговля военными сувенирами, на ура расходились биографии членов правящей семьи Амбера… В конце концов все это преклонение приняло форму культа. Стали возникать подобные домашние часовни, посвященные тем представителям Амбера, чьи добродетели приглянулись хозяину.
Гилва помолчала, изучая мое лицо.
— Это слишком сильно отдавало религией, — затем продолжила она, — а с незапамятных времен единственной религией во Владениях был Путь Змея. И Свайвилл, руководствуясь очевидными политическими целями, объявил культ Амбера вне закона, как еретический. Это оказалось ошибкой. Не делай он ничего, мода быстро прошла бы сама собой. Хотя, конечно, сказать наверняка трудно… Так или иначе, объявленный вне закона, культ снова ушел в подполье, и люди стали относиться к нему еще серьезнее — как к символу недовольства. Понятия не имею, сколько культовых часовен спрятано в Домах, но совершенно ясно, что перед нами — одна из них.
— Чудесный социологический феномен, — произнес я. — А твой кумир — Бенедикт.
Гилва рассмеялась:
— Нетрудно было догадаться.
— На самом деле часовню описал мне мой брат Мандор. Он утверждал, что забрел туда на вечеринке в Драседке, не зная, что это такое.
Она усмехнулась.
— Он, должно быть, проверял тебя. Занятия эти долгое время были общеизвестны. И я случайно знаю, что он и сам приверженец культа.
— Правда? Откуда же ты знаешь?
— В былые дни Мандор не делал из этого тайны — вплоть до всеобщего запрета.
— А кто мог быть его личным покровителем? — осведомился я.
— Принцесса Фиона.
Все чудесатее и чудесатее…
— И ты действительно видела часовню, ей посвященную?
— Да. До запрета принято было приглашать на службы друзей — всякий раз, когда тебя особенно тошнило от королевской политики.
— А после запрета?
— Все публично заявили, что их святыни разрушены. Но многие, думаю, просто упрятали их в укромные уголки.
— А как насчет друзей на обрядах?
— Полагаю, это зависит от того, насколько друг близкий. Понятия не имею, как сейчас поклоняются культу Амбера. — Она махнула в сторону алтаря. — Хотя места, подобные этому, незаконны. Хорошо, что я не знаю, где мы находимся.
— А как насчет связи между объектом поклонения и реальной фигурой?. Я бы сказал, что Мандор действительно небезразличен к Фионе. Он встречал ее — а я при этом присутствовал. Мне известен кое-кто еще, укравший вещь своего… покровителя?.. и хранящий ее в святилище. И вот это, — я встал, прошел к алтарю и поднял меч Корвина, — подлинный клинок. Я видел Грейсвандир вблизи, трогал его, держал в руках… Это он. Так вот я и думаю: мой отец пропал, и последний раз, когда я видел его, при нем был этот клинок. Допускают ли догматы культа возможность держать своего кумира в заточении?
— Я ни о чем подобном не слышала, — ответила Гилва. — Но почему бы и нет? Предметом почитания является дух личности. Почему бы не содержать в заточении саму личность?
— Или умертвить?
— Или умертвить, — согласилась она.
— Тогда это все очаровательно, конечно, — сказал я, отворачиваясь от алтаря, — но никак не поможет отыскать мне отца.
Я пошел к Гилве, наступив на то, что должно было изображать Амбер, — стилизация, как на узоре кавказского ковра, в сочетаниях темных и светлых плиток; рисунок, символизирующий Хаос, лежал далеко справа.
— Тебе следует расспросить особу, благодаря которой клинок твоего отца и оказался здесь, — сказала она, поднимаясь.
