Карина Дёмина - Медведица, или Легенда о Черном Янгаре
Я ведь не медведица.
Я человек.
И останусь человеком.
— Спасибо, — вполне серьезно сказал Янгхаар и, прижав раненую руку к груди, поклонился. Я же попятилась. Собственная лапа горела огнем. И наша кровь смешалась на гнилых листьях.
Я уходила, а он не спускал с меня печального взгляда.
— Возвращайся завтра, маленькая медведица, — сказал Янгар, когда за мной сомкнулись еловые лапы.
И я вернулась.
Зачем?
…из-за дождей.
…и осеннего одиночества, которое было горьким, как застоявшаяся вода.
…тишины, что сводила с ума. И леса, вдруг ставшего чужим.
…из-за руки, которая горела огнем, не давая спать. И раны были глубоки.
Я накладывала повязку, баюкала руку, уговаривала себя, что все произошедшее — случайность, которая больше не повторится. Я буду осторожна и…
…и на следующий день я вышла к оврагу.
Забравшись под старую ель, чьи колючие юбки хоть как-то защищали от дождя, я легла и приготовилась ждать. Янгар появился после полудня.
Он спустился в овраг и, зачерпнув из ручья мутной воды, умыл лицо.
Ждал ли он моего появления?
Пожалуй.
Во всяком случае, мне хотелось так думать.
— Ты пришла, маленькая медведица, — сказал он, повернувшись ко мне. А ведь я думала, что ступаю бесшумно. — Я рад.
Он тряхнул головой, и косы зазвенели.
— Спускайся, — предложил Янгар и, улыбаясь, наблюдал за тем, как неловко я сползаю по пологому склону. Скользила мокрая листва. Да и сама земля, омытая многодневными дождями, превратилась в болото. Бурая глина липла к шерсти, и я со вздохом поняла, что отмываться придется долго.
Позже.
— Смотри, что я принес, — присев, Янгар вытащил из сумки сверток. — Ты же голодна, верно?
Не настолько, чтобы есть сырую печень. Я отвернулась, и услышала тихий смех.
— Какая странная медведица! Тогда может это тебе придется по нраву?
Медовые лепешки? Тонкие, кружевные. В Лисьем логе их выпекали по праздникам или в честь возвращения отца. Старая повариха вытаскивала особый камень, гладкий и плоский, тонкий, что стекло. Этому камню, по ее словам, была не одна сотня лет, и он верой и правдой служил роду Ину. Камень клали на угли, и он раскалялся докрасна. А повариха лила на него жидкое тесто, чтобы в следующую секунду подцепить сухой лист лепешки пальцами. Стоило промедлить мгновенье, и лепешка подгорала.
Но повариха была ловкой.
И листы выходили ровными, аккуратными.
Я поливала их смесью меда, орехов и изюма.
— Угадал, — Янгар стащил лепешку и, свернув трубочкой, отправил в рот. — Знаешь… с тобой я начинаю ощущать вкус еды. Правда, Кейсо решит, что я сошел с ума… быть может, он будет прав. Он бы уже решил, если бы обращал на меня внимания. Но он занят.
Это было сказано с детской почти обидой.
— Ешь, маленькая медведица… — из сумки появились пирожки с мясом. И зайчатина, в яблоках запеченная. Груши. И тонкие стебельки мятной травы, запах которой мне показался отвратительным.
Мы просидели до сумерек.
Я-медведь.
И мой сумасшедший муж, которому собственная жизнь была настолько безразлична, что он не боялся обнимать медведя. А еще Янгхаара, как и меня, терзало одиночество. Наверное, поэтому на следующий день он вновь вернулся.
И возвращался раз за разом.
Он приходил и, присев на темный, с бурыми прожилками камень, ждал меня.
Или я его.
Он говорил мне:
— Здравствуй, маленькая медведица.
А я улыбалась и касалась носом его щеки, стирая с нее капли дождя. И старая ель становилась приютом.
Что было в этих встречах? Ничего особенного. Минуты тишины, разделенные на двоих. Рука Янгара на моей голове. И моя голова у него на коленях.
Его рассказы.
Иногда — о пустяках. Погода. Дождь и сырость, которая тревожила старые шрамы, особенно переломы. Кости ныли, мешали спать. И Янгар лежал, разглядывая полог шатра, считал рубцы на коже. Всегда получалось другое число.
Порой он заговаривал о том, что видел. О чудесной стране Кхемет, которая скрыта за морем, пустыней и горами. О звероголовых богах ее и людях со смуглой кожей.
И эти его истории походили на сказку.
Но сказке случалось становиться страшной, когда Янгар, забывшись, задумавшись, вдруг заговаривал о том, что было с ним. Он тут же спохватывался, обрывал рассказ и закрывался.
— Мне повезло остаться живым, — обронил он как-то, вытягиваясь рядом со мной. — Это главное.
Мы лежали. Молчали.
С ним молчание было уютным, вот только…
…я знала, что однажды ему придется уйти… так и случилось.
Глава 20. Хозяин Севера
Ложе, укрытое драгоценными мехами лунных лисиц, было огромно. И возвышался над ним балдахин из аммарского бархата, золотой нитью расшитый. Рассыпались атласные подушки. Упали на пол, на дорогие ковры.
И слуга, повинуясь ленивому жесту, поспешил собрать их.
Вилхо был богат.
И скуп.
Слуга подал стеклянный кубок, наполненный разбавленным вином. Слабый желудок Вилхо не принимал иного напитка. И печень его, которая вздулась, поднялась бугром, не всякую пищу принимала.
К здоровью своему, с детства слабому, Вилхо Кольцедаритель относился весьма бережно.
Слуги помогли подняться, проводили в ванную комнату, опустили такое ленивое, рыхлое тело в горячую воду, куда уже добавили черный восточный бальзам. И Вилхо, смежив веки, позволил себя мыть.
Сильные руки рабов растирали нежное тело, массировали бережно, возвращая жизненные токи. И Вилхо чувствовал, как прибавляется сил. Все же нынешний день обещал быть тяжелым. Впрочем, все его дни были тяжелы.
Ему поднесли козье молоко, смешанное с соком сельдерея.
И вареную печень миноги.
Кашу из дикого злака, приправленную медом.
Три перепелиных яйца.
И кубок сладкого сбитня.
А еще крошечные безвкусные булочки с начинкой из трав. Их восточный лекарь, один из семи, что жили при дворце, каждое утро выпекал самолично.
После завтрака Вилхо сменили рубаху. Свежая из тонкого батиста, с вышивкой по воротнику, была тепла. Поверх накинули нижнюю, атласную, с длинными узкими рукавами. И еще одну, которая спускалась до колен. Подали шальвары. И домашние туфли, которые пришлось сменить на другие — ноги опять опухли. И Вилхо нахмурил брови, выражая недовольство: разве не говорил он, что ступни требуется растирать с особым тщанием?
И спеша исправиться, рабыни массировали их, белые, мягкие, лишенные чувствительности.
Каждый палец разминали бережно.
Вилхо вздохнул: тяжело. И часу не пройдет, как вновь опухнут ноги, а в теле появится предательская ломота. И колени набрякнут. Заколет в груди…