Дмитрий Емец - Маг полуночи
Отковырнув ногтем подтекшую сургучом печать, ведьма скользнула взглядом по листу. Пепельные завитки дрогнули. Уловив, что произошло что-то важное, комиссионеры засуетились и нервно зашмыгали носами. Один даже попытался заглянуть в пергамент, но Улита ловким ударом папки сделала его нос плоским, как доска.
– Прием окончен! Все брысь! Завтра придете, мокроногие! – рыкнула она на комиссионеров и заторопилась в кабинет к Арею.
* * *После окрика Улиты комиссионеры послушно слиняли. Мефодий остался в приемной один. Журчало красное вино в фонтане, громоздились на столе пергаменты с отчетами. Улита все не выходила. Лишь изредка из кабинета доносился рокочущий голос Арея.
«Интересно, будет Арей меня чему-нибудь учить или это уже и есть учеба? Эйдос вон чуть не прошляпил! Так и попал бы к кому-нибудь в дарх», – подумал Мефодий. Ему стало тревожно. Захотелось слинять, и только мысль об Эде Хавроне и о вечных поклонниках матери его образумила. Отступать было некуда. Он и так был в Москве.
Наружная дверь скрипнула. В приемную, что-то бубня себе под нос, вошла старушенция. На плече у нее болтался здоровенный, видавший виды рюкзак, в который можно было упрятать целую дивизию. В руке она держала зачехленную косу.
Оказавшись в приемной, старушенция огляделась. Затем деловито подошла к Мефодию и потрогала ему лоб.
– Ишь ты, тепленький ишшо! Не мой клиентик, нет? Звать-то как? – спросила она умиленно.
– Меня?
– Да не меня ж! Мой склероз всегда со мной.
– Мефодий Буслаев.
Старушка не слишком удивилась.
– О, Мефодий! Как тесен мир! Слыхала, слыхала! Добрались-таки они до тебя. А сердечко-то как трепещет! А эйдос-то крылышками, как голубочек белый, – цвиг-цвиг! Ух ты, мой сладенький, засиделся, поди, в клетке из ребрышек! Иди к бабусе!
Мефодий отодвинулся.
– Он мне самому нужен. Бабуся пока обломается, – сказал он.
Старуха погрозила ему пальцем.
– Ишь, шустрые какие! Небось как двенадцать лет тебе исполнилось, так они тебя и сцапали, – благодушно заметила она.
– Кто меня сцапал?
– Да эти вон, стражи мрака! Ишь! – сказала старуха и ткнула пальцем в дверь кабинета Арея. – Давай, что ль, знакомы будем! Я Аида Плаховна Мамзелькина. У тебя визитка есть?
– Нету, – сказал Мефодий.
Старушенция похлопала себя по карманам. В одном кармане звякнула бутылка, из другого выкатилась автоматная пуля.
– Плохо работаешь, друг Мефодий! И у меня, представляешь, нету. Все раздала. Дура я, труха могильная… Несла тут с утречка одному – мы с ним все визитками менялись. Он мне – я ему. Так без визиток и осталась. Прикольный мужик, вот только с друзьями не повезло. Товаришчи из другого коллектива в его «мерс» бомбу подложили. Он дорогой все интересовался: какая отсидка во мраке будет, кто бугор и что хавать дают.
Мефодий с тревогой покосился на косу.
– Вы… вы Смерть? – спросил он.
– Есть маленько! Нынче, чтоб народец шибко не пугался, я по-другому называюсь. «Старшой менагер некроотдела»! – с удовольствием выговорила Аида Плаховна.
– А-а! – протянул Мефодий. С его точки зрения, разница была небольшой.
Смерть поправила чехол на косе.
– Ишь ты, едва не соскочил. Запомни, на лезвие не смотри. Успеешь еще насмотреться в свой час… Плохая у меня коса, без воображения. Понял? Разжевывать мысль нужно?
Мефодий покачал головой.
– Я ведь насчет тебя, дружок, признаться, пришла! Разведала тут кое-что случаем, хотела Арею рассказать. А ты тут как тут, озорник ты эдакий… Судьба-судьбинушка! Есть человек, а потом раз – нету! – деловито сказала Мамзелькина. Ее рассеянный взгляд стал вдруг внимательным и колючим.
Мефодий ощутил, что старушка далеко не безобидна. Тревожный колокольчик в его сознании коротко звякнул и пугливо затих.
– Что случилось? – спросил он, стараясь быть мягким и пушистым. Ссориться с госпожой Мамзелькиной определенно не имело смысла.
– Да так, разговорчик есть один. Про тебя – да не к тебе… Хе-хе!
– Как это: про меня да не ко мне?
– Погоди чуток – узнаешь.
Аида Плаховна поправила съехавший с черепушки парик и подошла к кабинету Арея. Дверь открылась. Мефодий наконец увидел шефа. Тот прохаживался по комнате, изредка останавливаясь перед окном и барабаня по стеклу пальцами. Глубокий шрам обозначился еще четче. Заметно было, что Арей озабочен. На столе лежал сожженный, съежившийся пергамент. Мефодий готов был поклясться, что пергамент вспыхнул от одного лишь взгляда, без применения каких-либо иных магических или немагических средств.
Рядом с Ареем стояла притихшая Улита. Когда скрипнула дверь, оба с неудовольствием обернулись. Ничуть не смущенная таким приемом, старушенция прислонила косу и немедленно с удивительной для ее лет резвостью кинулась к Арею.
– Арей, голуба моя! Слыхала я, твоя ссылка закончена! Как я скучала, как скучала! Не забыл меня, а? Все собиралась к тебе на маяк залететь, селезень мой сизокрылый! – взвизгнула она.
Арей обнял ее, и они троекратно поцеловались.
– Здравствуй, здравствуй, Аида! Давненько тебя не видел! – приветствовал он старушенцию.
– А это еще кто? – ревниво спросила Улита. Ей старушенция понравилась еще меньше, чем Мефодию.
Аида Плаховна поморщилась.
– Это я-то кто? Остынь, егоза! Иди пополощись в формалине! Рожденный ползать должон не высовываться! – строго одернула она.
– Аида, не надо! Не обижай ее! Это Улита! – укоризненно сказал Арей.
– Что? Та самая девчонка, которая… – начала Мамзелькина.
– Да. Та самая, – жестко перебил ее Арей, ясно давая понять, что эта тема под запретом. Мамзелькина понимающе кивнула и переключилась на собственные проблемы.
– Ах, Ареюшка! Тружусь в поте лица, жужжу как пчелка, а никакой благодарности! Выпали волосы мои кудрявые! Иссохла грудь высока-а-ая! Вытянули из меня все жилушки, аспиды! Медной полушки за работу мне никогда не дали, корки черствой не бросили… Моим же куском и попрекнут! Нет уж, ты покоси, покоси-и! – надрывалась она.
Ее слезы ртутными шариками раскатывались по полу. Арей с Улитой переглянулись. Они давно почуяли, что хитрой старушенции что-то нужно. Она явно притащилась неспроста.
– Медовухи? – без раскачки предложил Арей.
Аида Плаховна перестала рыдать. Ртутные слезы испарились.
– Я на работе, – сказала она сухо, но все же несколько задумчиво.
– Хорошей медовухи! – искушал Арей.
Мамзелькина засомневалась. Болото собственных желаний затягивало ее, как заблудившуюся лошадь.
– А что, есть и хорошая? Я ведь к тебе, Ареюшка, на маяк почему не прилетала – думала, где тебе медовухи-то взять? А прочего пойла у меня нутро не приемлет. Оно у меня разболтанное работой, нутро-то! – сказала она.
