Антон Орлов - Искатели прошлого
В тот день я отправился, как всегда, на охоту, подальше от стойбища кесу, и услышал издали вопли крикунов. Знаешь, если я кого по-настоящему ненавижу — так это лесных крикунов и еще тех людей, которые на них похожи. В Лесу все так или иначе друг друга едят — пищевые цепочки, никуда не денешься — и я, охотник, не был исключением, но крикуны, питавшиеся в основном плодами и птичьими яйцами, нередко убивали мелких животных просто так, для развлечения, и вдобавок мучили их перед смертью. Они обладают зачатками примитивного разума, это факт, но лучше б не обладали — тогда от них было бы меньше вреда для остальных обитателей Леса. Нам они тоже досаждали, особенно вначале. Если я заставал крикунов за их любимыми забавами, я их убивал. В скорости и ловкости я не уступал им, к тому же у меня были дротики, лук и стрелы, и со временем они усвоили, что от меня лучше держаться подальше, как от рыщака, медвераха или древесной каларны. В последние три-четыре года они воздерживались от набегов на остров и в Лесу удирали при моем появлении, а я иногда специально на них охотился, потому что злился, если находил изувеченные тельца безобидных мелких зверьков.
Крикуны, которых я увидел на той поляне, так увлеклись, что меня не заметили. Поляна была розовая от снежных водорослей, по ней тянулись цепочкой следы пары мокасин и кровавые пятна, а вокруг множество следов, оставленных крикунами, которые окружили кого-то плотным кольцом в центре открытого пространства. Их там было десятка три, самые крупные ростом с полтора метра.
Длиннорукие круглоголовые твари, покрытые жестким зеленовато-серым мехом, скакали, кривлялись и оглушительно вопили. Я залез повыше, чтобы рассмотреть их жертву. Это оказалась раненая кесу в окровавленной кожаной одежде. Она полулежала на снегу, в левой руке держала изогнутый меч и, видимо, находилась в полуобморочном состоянии, потому что крикуны ее почти не боялись. Никто не решался приблизиться к ней на расстояние удара, но они тыкали в нее длинными палками и тут же отскакивали. Потом их вожаку — за время своей войны с крикунами я научился быстро вычислять вожака стаи — пришло в голову помочиться на врага, остальные эту затею подхватили.
Вир, я действовал импульсивно. Как потом выяснилось, даже будь я искушенным политиком, способным просчитать ситуацию на сотню ходов вперед, я и то не нашел бы лучшего решения, только потратил бы лишние минуты на это самое просчитывание. То, что я сделал дальше, спасло от близкой смерти меня, Германа, Фархада и Ганну и обеспечило нам безбедную жизнь на оставшиеся три года нашего пребывания в Лесу, но тогда я ничего такого в голове не держал. Мне просто хотелось поскорее прекратить то, что я видел, и перебить всю эту вопящую пакость, а что касалось раненой кесу — пусть она умрет спокойно, каждый имеет на это право.
Устроившись поудобней в развилке ствола, я заметил слева на ветке ледяную змею. Ты их видела в террариуме в зоопарке, но там впечатление совсем не то, что в Лесу. Змейка длиной с мою руку обвилась вокруг заиндевелой ветви, узор вдоль спины напоминал изморозь — только вблизи и поймешь, что это такое. На мне была рыщачья куртка, штаны и мокасины из грубой кожи — такой материал ей не прокусить, к тому же, если змею не трогать, она скорее сбежит, чем нападет.
Моя первая стрела пробила горло вожаку. Это самая верная тактика, если столкнешься со стаей крикунов или с бандой шпаны — в первую очередь вывести из игры их вожаков, я всегда так делаю.
У меня было с собой двадцать стрел, и все попали в цель. Уцелевшие твари разбежались. Я уже собирался спуститься, когда услышал внизу шум и, поглядев, увидел под своим деревом еще одну группу из шести-семи крикунов, они показывали на меня и возбужденно верещали. Их плоские заросшие морды с приплюснутыми носами непрерывно морщились, словно мимика была составной частью их речи. Я схватил ледяную змею — надо хватать возле головы, тогда не опасно — и швырнул в них. Это вызвало панику, и они тоже разбежались. Одного крикуна змея укусила, он стал с воплями кататься по снегу, и я добил его, когда спрыгнул вниз.
Я начал собирать стрелы, а крикунов, если они подавали признаки жизни, добивал охотничьим ножом. Кесу за мной наблюдала, не выпуская меча из левой руки, правый рукав у нее был насквозь пропитан кровью. Если честно, я не знал, что с ней делать, и спросил, не надеясь на ответ:
— Ты сможешь или нет добраться до своих?
— Мне надо перевязать раны, мальчик.
Голос у нее был нежный и мелодичный, у всех женщин-кесу приятные голоса, когда они разговаривают нормально, а не визжат.
Помню, я сильно обрадовался: во-первых, проблема решилась, во-вторых, раз она понимает человеческую речь, можно попросить ее, чтобы кесу нас не трогали, потому что мы их тоже трогать не собираемся, а дичи нам на четверых нужно немного.
Ранила ее рогатая древесная каларна. Распорот бок, на бедре рваная рана, правая рука безнадежно покалечена, но Беалдри считала, что это дело поправимое — и, что самое странное, оказалась права, однако я опять забегаю вперед.
Я смазал раны густой черной мазью и забинтовал полосками мягкой ткани, все это лежало в одном из отделений охотничьей сумки Беалдри, сшитой из кожи грыбеля. А мазь хранилась в склянке с завинчивающейся пластмассовой крышкой — я так и не узнал, попала она к кесу как трофей или в ходе меновой торговли, они мастерски умеют уходить от прямых ответов на вопросы.
Беалдри потеряла много крови, и у нее не хватило бы сил дойти до своего стойбища, но неподалеку были заброшенные норы суслагов, там я ее и оставил. Крикуны этих нор боятся — они живут на деревьях, под землю их не заманишь.
Я развел костер. Беалдри знобило, и мне казалось, что она умирает, но она вытащила из сумки свиток белой древесной коры, также небольшую черную палочку, лизнула ее конец узким темно-розовым языком и стала писать на коре, как чернилами — дрожащей левой рукой, неловко и медленно.
Вир, тогда меня это не удивило, но в то время я бы не удивился, даже если б узнал, что рыщак умеет читать и писать. А уже потом, задним числом… Люди ведь считают кесу примитивными дикарями, всего на шаг отошедшими от животных, и при этом закрывают глаза на то, что кесу добывают и обрабатывают металлы, делают очень даже неплохое оружие, инструменты, украшения, посуду, ткут роскошные ковры. У них есть алфавитное письмо, а где письменность — там и литература. Религия у них довольно сложная, они даже меня пытались обратить в свою веру и собирались познакомить с одним из своих богов, но встреча так и не состоялась.
Беалдри написала письмо, я отнес его в стойбище. Чтобы меня по недоразумению не убили, она дала мне шарф из пурпурной ткани — это у них вроде флага парламентера. Я выполнил свою миссию и привел шестерых кесу с носилками. Человеческую речь знала только одна из них — Хэтэсси, дочь Беалдри, и я всю дорогу втолковывал ей, что нападать на нас не надо. Вот тогда я и обнаружил, что с красноречием у меня, из-за отсутствия практики, хуже некуда.
