Ник Перумов - Эльфийский клинок
— Суттунг, хватит мутить народ! — крикнул один из вышедших к Рогволду селян; он был высок, широкоплеч, лицо обрамляла полуседая борода, серебро виднелось и на висках, но глаза были ясны, а руки, казалось, могли запросто гнуть подковы. — Мало тебе Эла и Троста? Или вы с Бородатым Эйриком добиваетесь того, чтобы мы каждую ночь пускали друг другу красных петухов?! — Лицо говорившего побагровело, огромные кулачищи сжались. — Нет! Хватит! Скажем спасибо почтенному Рогволду и его спутникам, с наших глаз сошел туман. Так что ничего мы не опозорили. Это говорю я, Исунг, сын Ангара!
— Верно! — подхватил другой.
Ростом он был пониже Исунга, но еще шире в плечах. Его левую щеку рассекал свежий рубец из раны сочилась кровь. Он говорил отрывисто, зло, рубя ладонью воздух.
— Чего ради мы ломаем друг другу ребра, а?! Гляньте, — и он ткнул себе в щеку, — это мне досталось на память от Хелдина, вон он стоит, с которым мы на соседних полях уже лет пятнадцать рядом работаем! Эй, Хелдин! Можешь толком сказать, из-за чего мы с тобой сцепились, а? Молчишь… Ну то-то!
— Он молчит — я отвечу! — яростно завопил тот, кого назвали Суттунгом. — Нечего было совать нам палки в колеса и указывать, что нам сеять и как! Наша очередь — что хотим, то и делаем! Вы нам не указ! Верно я говорю, ребята?!
Окружавшие его люди ответили дружным ревом, и лишь мужик по имени Хелдин пытался что-то возразить. Бородатый Эйрик о чем-то шептался в небольшом кружке своих приверженцев, остальные же люди его группы стояли, угрюмо уставясь в землю. Товарищи Суттунга заорали и заулюлюкали. Вновь мелькнули поднятые с земли колья и топоры, и толпа в несколько десятков человек дружно повалила на замерших в центре поля Рогволда с друзьями и присоединившихся к ним селян. Делать было нечего, и они схватились за оружие. За их спинами по-прежнему царило молчание.
Фолко не было страшно, было отчаянное боевое веселье, азарт; он словно воспарял над пыльным полем, уподобляя себя героям древности, и даже усмехнулся, когда Суттунг повел своих вперед, — представлялся удобный случай показать себя.
В воздухе сверкнула серебристая молния, и Суттунг с воплем повалился на землю, пытаясь вырвать пробившую бедро стрелу. В последний миг Фолко понял, что не в силах вот так, в общем-то ни за что убить человека, и снизил прицел. Он видел безумные глаза Суттунга, его разинутый в отчаянном вопле рот; он успел заметить даже протянувшуюся с губ человека тонкую ниточку слюны. «Нет, это не призрак Могильников, это живой человек, что же ты делаешь?!» — словно закричал кто-то внутри Фолко — и рука хоббита дрогнула.
Вид упавшего, испачканного кровью Суттунга как-то сразу отрезвил нападавших. Они остановились, столпившись вокруг своего предводителя, и тогда Фолко, в который уже раз внутренне удивляясь себе за последние несколько дней, громко и отчаянно крикнул, вновь натягивая тетиву и поднимая оружие:
— Еще шаг — и буду бить в горло! Первому!
Из губ испугавшегося собственной смелости хоббита рвался пронзительный крик, срывающийся на визг — но угроза возымела действие. Хелдин высоко поднял руки, словно останавливая своих товарищей, и громко крикнул:
— Все, хватит! Суттунг получил по заслугам — сколько же можно ссорить нас с соседями! Расходитесь, братья, расходитесь по домам! Я уверен, люди Бородатого Эйрика последуют нашему примеру.
Странно приутихший при виде раненого Суттунга Эйрик тоже вышел на межу, по-прежнему разделявшую две враждебные толпы.
— По-моему, мы все здесь просто с ума сошли! — заговорил он. — Какая пелена застлала наши глаза? Зачем наши соседи послушали этого Храудуна? Почему мы не можем разобраться спокойно, без драки? Я, конечно, виноват, каюсь, на меня нашло какое-то затмение. Но теперь все миновало, я предлагаю мириться!
— Жалкий трус! — простонал сидевший на земле Суттунг. Ему уже вырезали стрелу Фолко и перебинтовали рану. — Люди! Чего вы стоите! Бейте их, бейте! Он ведь оскорбил того, от которого нам было столько добра!
— Мы его об этом не просили, — угрюмо ответил один из стоявших рядом с Суттунгом мужчин. — Пропади он пропадом!
И тут людей словно прорвало. Они обнимались, жали друг другу руки, хлопали по плечам; нанесшие друг другу раны просили у пострадавших прощения. Сам Бородатый Эйрик последовательно обнялся с добрым десятком своих недавних противников, и тут спор едва не разгорелся снова. Каждая сторона заявляла, что именно она лучше другой примет и окажет почет прекратившим драку гостям. Всех примирил Торин, заявивший, что он проголодался и с удовольствием отобедает сначала в одной деревне, а потом в другой. Бросили жребий, и оказалось, что сначала надо идти к сородичам Суттунга. Вслед за путешественниками повалила и добрая половина товарищей Эйрика во главе с ним самим.
Горница Исунга была велика, но все же с трудом вместила в себя всех пришедших. На середину вынесли длинный, тут же сложенный из досок и щитов стол, накрыли несколькими скатертями и, пока женщины готовили горячее, подали несколько пузатых жбанов пива для препровождения времени. Фолко, Торина и Рогволда посадили на почетные места. Рядом с ними сели Хелдин и Исунг, Эйрик и Граст, и прочие, всего десятка три. Не поместившиеся в горнице ушли готовить совместный вечерний пир в знак прекращения междоусобицы.
— Так все-таки из-за чего весь сыр-бор? — спросил гном Эйрика и Исунга, сидевших рядом с ним, и сделал добрый глоток из высокой деревянной кружки, где пенилось недавно сваренное пиво. — Я немало странствовал по Арнору, но такое, признаться, вижу впервые. С чего все началось?
Люди смущенно переглядывались, опуская глаза. Наконец заговорил Исунг:
— Это началось год назад, почтенный Торин. Из-за восточных гор к нам в деревню пришел никому не ведомый путник — древний старик, ободранный и голодный. Он сказал, что его дом сожгли ангмарцы, что все его дети и родственники погибли, и теперь он скитается по Арнору, не имея своего угла. Ну, народ у нас жалостливый… Его приняли, обогрели, он и прижился, а под жилье приспособил старый сарай. Сперва его кормили из сострадания, ожидая, что он разведет огород и начнет жить, как человек, но ничего подобного… Работать он не пожелал, а стал оказывать за плату всякие мелкие услуги — зуб заговорить, корову вылечить, ну и так далее. Оказалось, что он искусный лекарь и умеет предсказывать погоду и на день вперед, и на год. Его стали уважать, ценить, а потом — и побаиваться. Одним словом, он оказал немало услуг нашей деревне. Слух о нем, естественно, дошел и до наших соседей. Его стали звать и в Хагаль — это деревня Эйрика, однако там от него что-то проку было мало. Напротив, что у нас он делал превосходно, у других выходило из рук вон плохо. У сестры Эйрика, я знаю, он уморил корову и козу, хотя мог бы вылечить…
