Алекс Орлов - Золотой воин
– Что-то не видать молодого хозяина, – снова повторил Бриан. – Может, заболел? Ну, я пойду, а ты постой здесь, вдруг он просто запаздывает. А то нехорошо получится.
– Иди, я подожду, – согласился Питер. Он понимал Бриана – если разгневанный Лусх пойдет искать Питера в погреб, тогда и другим может не поздоровиться.
Бриан торопливо скрылся, а Питер прошелся вдоль построек, перекинулся парой слов со строителями и направился к погребу. Он знал, что Лусх против него больше не выйдет.
38
Закончилось жаркое и пыльное лето, пошли осенние дожди, и на сбор лягушек Питер отправлялся теперь, прикрываясь просмоленным мешком. Совсем от сырости это не избавляло, ведь ему все равно приходилось лезть в воду, однако приходить к реке промокшим до нитки было неприятно.
По осени лягушек в реке становилось меньше, и Питер мог приносить меньший улов, но он научился прикармливать рыбу, поэтому доставлял все те же корзины, а в свинарнике под навесом Гурд и Ланкер сами решали, что свиньям, что рабам, а что и хозяевам, ведь иногда Питеру удавалось наловить крупных линей, которых орки ценили особенно высоко.
Занятий с Корнелием Питер не прекращал, правда, встречались они теперь реже, зато далеко ходить не требовалось – Корнелий подобрал для занятий удобную полянку недалеко от лесной тропы.
Питер осваивал двуручные мечи, топоры, стрельбу из арбалета и барийского лука, растягивать который учился целый месяц.
Отношение хозяев к нему тоже изменилось, теперь он получал еду на плошке, а вместо вонючего жира к куску свежей лепешки ему полагался копченый окорок. Бриану же его долю по-прежнему бросали в пыль.
Вечером повар-невольник приносил ему в погреб горячий отвар из трав и сушеных ягод, а постелью ему служила не рассыпанная солома, а набитый сеном тюфяк и мягкая подушка из пакли.
Питер принимал это как должное и нисколько не смущался перед другими невольниками, положение которых не изменилось. Глава семьи Даувпирт называл его отличным работником, а другие орки, встречая на улице, замолкали при его приближении и долгими взглядами провожали худенькую, но несгибаемую фигурку ценного невольника. Те же, кто когда-то мечтал с ним разделаться и отомстить за родственников, разговоров на эту тему больше не заводили. Построенный на чужой земле город нуждался в защитниках, а из этого человека, по слухам, получался крепкий воин.
Наиболее зажиточные семьи орков, владельцы самых больших усадеб в глиняном городе, уже начинали соперничать за право выкупить у Даувпирта молодого защитника, когда тот будет готов. Речь шла о сотне-другой золотых дукатов, в таких случаях мелочиться было не принято.
Началась зима, которая в южных краях почти не отличалась от осени. С деревьев облетели листья, корни купыря затвердели и высохли, сборщики перешли на молодые ветки и носили их к свинарнику огромными вязанками. Питер продолжал свой промысел, похолодевшая вода его не смущала, а для подкормки он научился разводить земляных червей, поставив для них корыто с перегноем прямо под навесом у свинарника.
Работники свинарника берегли корыто Питера и не решались сунуть нос под крышку. Только Ланкер знал, что в нем, но не считал нужным рассказывать остальным. Больше других страдал от неудовлетворенного любопытства Бриан.
Придя в очередной раз на поляну, где они с Корнелием продолжали занятия, Питер увидел высокий, крытый ветками и травой навес. Он занимал почти всю поляну, под ним на сухом островке сидел Корнелий.
– О, это ты велел построить навес? – спросил Питер, садясь рядом.
– Нет. Хозяин так решил. Они ждут, что ты станешь защитником.
– Вместо тебя? Ты что, собрался уходить?
– Я попытаюсь уйти, но не теперь. А защитника можно выгодно продать – торговля за тебя уже идет.
– Но ведь они должны еще суметь удержать меня.
– Они применят старый способ. – Корнелий поднялся. – Позовут колдунов, и ты полюбишь орков-молоканов, как своих собственных братьев.
– Я… Я не сдамся. Как мне противостоять колдовству, Корнелий?
– Мне это неизвестно, я ведь не маг и не травник. С оружием – изволь, научу всему, что знаю, об остальном позаботься сам. Что выберешь сегодня для урока?
– Меч. Мне нравится, когда получается.
– А что неприятно, с чем ты не дружишь?
– Барийский лук. Не хочу за него даже браться, все мои стрелы летят вкривь и вкось. Не мое это оружие.
– Что ж… – Корнелий вздохнул. – Значит, сегодняшний урок мы целиком посвятим барийскому луку. Ты достаточно силен, чтобы растянуть его и послать стрелу, но, отпуская тетиву, ты расслабляешься.
– Почему же не расслабиться, ведь стрела уже в полете?
– Потому что стрелы любят строгость.
До самого вечера, до дрожи в руках и ногах, Питер «держал позицию», растягивая лук высотой с него самого, и посылал в деревянные щиты стрелу за стрелой. Но как ни старался, как ни выдерживал все тонкости прицеливания, его стрела била четыре доски, а у Корнелия выходило шесть насквозь.
– Я не могу понять, вроде и лук один, и стрела одна и та же, почему же у меня в четвертой вязнет, а твоя шесть насквозь проходит? – недоумевал Питер.
– Я все повторяю, но ты не слышишь – стрела строгость любит, ее до шестой доски вести нужно, а ты воткнул в первую и зеваешь.
Питер вздохнул и опустился на сухую траву. Потом подставил руку под бежавшую из худой крыши струйку воды.
– Скажи, Корнелий, а зачем молоканам защитники? Они ведь и сами здоровые, проворные, да и пикой их не пробить, как будто они мешки с камнями. Тесаки у них в фут шириной, такой штукой лошадь с полумаху рассечь можно.
– У них своя жизнь. Вот – свинарники, продвижение камней Каиппы, тех, что они на столбах держат… Ну и не каждый годится быть защитником, для этого мало быть здоровым и сильным, нужно уметь пройти сквозь строй врагов и уцелеть.
– И ты можешь пройти сквозь строй и уцелеть? – тут же спросил Питер.
Корнелий вздохнул:
– Случалось.
– И что, в защитники только люди годятся, молоканов-защитников не бывает?
– Бывают. И молоканы, и орки из долин, и даже горные карлики. Дело не в происхождении, а в пути, который предначертан человеку. Если дано ему быть воином, он им станет, и тогда держись за этого человека, он будет тебе защитником. Вот наши молоканы и держатся.
Корнелий подошел к своему кожаному мешку, в котором носил к урокам разное оружие, и достал длинный, завернутый в чистую холстину сверток.
– Вот, – сказал он, возвращаясь к Питеру. – Хозяин передал для тебя.
Питер поднялся, взял увесистый сверток и, развернув холст, увидел старые кожаные ножны и торчавшую из них деревянную рукоять меча.
Вынув меч, он осмотрел потускневший от времени металл, потрогал затупившиеся кромки. Поскреб ногтем несколько пятен ржавчины.
