Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — ландлорд
— А почему он уехал?
— Сбежал, а не уехал, — подчеркнула она. — Король явно не любил своего подхалима, если предложил ему такой подарок!
Я оглядел ее с головы до ног.
— Да вы, леди, вроде бы не совсем чудовище.
Она отмахнулась с великолепной небрежностью, прекрасно сознавая свою высокую цену.
— Не во мне дело. Вся королевская армия не в состоянии войти в мои замки! А что смог бы этот трусливый Ричард? Немудрено, что он даже у Барбароссы не захотел оставаться.
— Почему?
— Там все будут посмеиваться за его спиной. И чем дальше, тем больше. Кто за спиной, а кто и в глаза. Он был бы последним дураком, если бы это не понял.
Я пробормотал:
— Хоть одно доброе слово...
Она фыркнула:
— Клянусь всеми святыми на свете: ничто на свете не заставит меня впустить его под своды этого замка!
— Думаете, он жаждет?
Она посмотрела на меня как на идиота.
— Взять такое богатство?
Я пробормотал:
— От богатства мало кто откажется. Но когда к нему такой прицеп... Может быть, он и задушил бы вас с удовольствием, я его хорошо понимаю, но это как-то не по-рыцарски...
Она засмеялась, меня неприятно поразила жестокая нотка в ее музыкальном голосе:
— Полагаете, этот Ричард — рыцарь?
— Я хорошо воспитан, леди, — ответил я сухо, — меня учили, что о каждом незнакомом человеке нужно думать хорошо и воспринимать его хорошо. И так до тех пор, пока он себя не проявит... недостойным образом.
Она нахмурилась.
— У вас редкий дар противоречить.
— Это кажется только тем, кто привык слышать лесть, — ответил я. — Леди Беатриса, я не ваш вассал и — ох, какое горе! — не принадлежу к вашим женихам. И ни за какие пряники меня не втащат в их круг! Потому могу говорить правду и только правду. Я понял так, что если армия короля Барбароссы вторгнется в ваши земли, то вы постараетесь стяжать славу, обнажив оружие против своего короля?
Она улыбнулась несколько скованно.
— Но это не ваш король?
— Не мой, — согласился я. — Но ваш.
— Мы его не признаем королем, — отрезала она.
— Это ваше дело, — сказал я примирительно, слишком уж настороженно начали поглядывать лорды. — Я ищу приключений, сражаясь с ограми, троллями, драконами! А с доблестными рыцарями я предпочитаю разве что на турнире... К тому же я не думаю здесь задерживаться долго. Труба приключений зовет! А то за накрытым столом можно просидеть до старости.
Глава 3
Гости заговорили громче, привлекая внимание хозяйки, слишком уж она увлеклась разговором с малоизвестным рыцарем, все повернулись и слушали немолодого вельможу с белыми, как первый снег, волосами. Свободно падая на плечи, хоть и выдавали возраст, однако остались густыми и толстыми, как лошажья грива.
Строг и прям, как небоскреб, даже в кресле высится над другими рыцарями, крупное поджарое тело полно сдерживаемой силы. Перехватив мой взгляд, повернулся в нашу с сэром Растером сторону, лицо мужественно красивое, но столько глубоких шрамов, что просто чудо, что в нем за живучесть. И что за человек, который с лицом голливудского красавчика все же участвовал во всех войнах континента: я уже услышал шепот сэра Растера, что это сам граф Ришар де Бюэй, герой битвы при Олбени, Гастиркса, Черной Речки, Пролива и всех войн королевства с соседями.
Ришар де Бюэй говорил с леди Беатрисой серьезно и строго, я вслушивался в его слова и одновременно слышал комментарий сэра Растера, постепенно складывалась картина, в которой графы де Бюэй из знатного и древнего рода Мидхира ведут родословную от самого легендарного Андрокоса, отыскавшего Кристаллы и выковавшего Меч Силы. Это я пропустил между ушей, тошнит от рассказов, как некий древний король разделил Талисман на четыре или больше частей и спрятал их в разных частях света. Мол, кто отыщет, тот и станет властелином мира, потому, мол, просто необходимо их разделить и запрятать, это я слышал везде и всюду, до чего же фантазия убогая, потому и сейчас слушал горделивый рассказ графа о его предках со скукой, зато сэр Растер оказался знатоком генеалогий и древних героических деяний.
Я учтиво извинился, что вынужден покинуть такое приятное общество, надеюсь, ненадолго, вылез из-за стола. Когда я был уже у двери, догнал отдувающийся сэр Растер.
— Вы правы, сэр Светлый, — сказал он грузным голосом, — малость переел... надо пройтись хотя бы по двору, чтобы утряслось. А то больше не влезает.
— Утрясется, — успокоил я.
— Да я знаю! Всегда так делаю. Потому могу неделю не слезать с коня не жравши... только пивши.
— Не воду, конечно? — любезно осведомился я.
Он ответил оскорбленно:
— Я же сказал «пивши»! При чем тут вода?
Я не стал отвечать, сэр Растер хорошо покушал, как же теперь не подраться, а в этом случае что ни скажи, обязательно услышит «мать» и в праведном гневе ринется бороться за чистоту нравов.
В глубине двора Саксон распекал молодого лучника, тот вздрагивал и, вытянувшись в струнку, отшатывался, когда разъяренное лицо начальника замковой стражи приближалось слишком близко, словно Саксон вот-вот укусит. Завидев нас, Саксон оглянулся, лицо все еще гневное.
— Сэр Светлый... вы что-то ищете?
Я оглянулся.
— Да. Где-то здесь посеял Разумное, Доброе, Вечное — никто не находил?
Он раздраженно посмотрел по сторонам, ответил уже спокойнее:
— Если давно, то лучше не искать. Народ не столько вороватый, как запасливый. Даже если не знают, что это, — все равно приберут и спрячут. У одной старухи, что померла в девяносто лет, столько всего нашли! И зеркальце, в котором можно видеть дальние страны, и зерна, что вызывают дождь... Это среди всякого хлама, старые люди обожают собирать всякое.
Я отмахнулся.
— Ладно, вдруг да взойдет и на такой каменистой почве. Мне не так уж и жалко. Я добрый.
Он посмотрел с любопытством.
— Насколько?
— Когда идет такое добро, — сообщил я, — как вот я, то все зло пугливо прячется!
— Гм... я вижу, какое вы добро, сэр Светлый.
Сэр Растер подошел, плечи раздвинул и придирчиво всматривался в Саксона. Одинакового роста и веса, даже похожи, только лицо сэра Растера как будто высечено из каменной глыбы, а Саксон вылеплен из глины. Правда, теми же грубыми руками, когда работу делает хоть и мастер, но стремится избежать мелочной отделки. Мол, голова с глазами, носом и ртом есть, чего еще, теперь вот туловище, две руки и две ноги.
Если на лице Растера остались следы зубила, то лицо Саксона сохранило отпечатки пальцев в мокрой глине: надбровные дуги закругленные, нос, как будто свеча, полежавшая на солнце, губы полные, мясистые, вылепленные грубо и просто, даже морщины не резкие, как у Растера, а тоже закругленные, словно старые валы, которые сглаживают дожди и ветры.
