Михаил Ланцов - Наглая морда
В зале была тишина. Гробовая.
Виктор вновь влил в оружие силу, дабы Цири смогла ему вернуть вид меча, и невозмутимо повесил его на пояс. По завершению этого действа, Ализэль не выдержала:
— Милый, что это было? Вы поругались?
— Что ты! Мы просто немного разошлись во мнениях, относительно одного из мест в послании блаженного Августина.
От этих слов Сери вздрогнул и обернулся с явным удивлением в глазах. Их разделяло шагов тридцать.
— Блаженный Августин? — Задумчиво произнес Марти дер Гло, находившийся совсем рядом. — Никогда о таком не слышал.
— О! Это был очень мудрый человек. — Марти глянул на откровенно обескураженное лицо Сери и едва заметно усмехнулся.
— Ужасно интересно! Может быть, вы нам поведаете то место в его послании, что вызвало спор столь уважаемых гостей?
Виктор чуть улыбнулся, продолжая смотреть прямо в глаза Сери. — 'А почему собственно и нет?' — пронеслась у него в голове мысль о шутке. Грубой. Неуместной. Но и черт с ним.
— Удары сердца твердят мне, что я не убит, — начал он. — Сквозь обожженные веки я вижу рассвет. Я открываю глаза — надо мною стоит Великий Ужас, которому имени нет.
Пауза. Сери поджал губы. И внимательно слушает. Пожалуй, весь зал замер. Даже в самых дальних углах затихли шорохи.
— Они пришли как лавина, как черный поток. Они нас просто смели и втоптали нас в грязь. Все наши стяги и вымпелы вбиты в песок. Они разрушили все. Они убили всех нас! — Снова небольшая театрализованная пауза. По лицу Сери видно, что он ждет подвоха и немного зол. — И можно тихо сползти по горелой стене. И у реки, срезав лодку, пытаться бежать. И быть единственным выжившим в этой войне. Но я плюю им в лицо! Я говорю себе: 'Встать!'
Последнее слово Виктор рявкнул хорошо поставленным голосом сержанта, который может и роту поутру поднять. Даже Сери вздрогнул, не говоря уже об остальных.
Пауза чуть затянулась.
Губы дю Ри чуть дернулись. Он собирался что‑то сказаться, но Виктор опередил его, продолжив декламацию.
— Я знаю то, что со мной в этот день не умрет. Нет ни единой возможности их победить. Но им нет права на то, чтобы видеть восход. У них вообще нету права на то, чтобы жить. И я трублю в свой расколотый рог боевой. Я поднимаю в атаку погибшую рать. И я кричу им — 'Вперед!', я кричу им — 'За мной!' Раз не осталось живых, значит мертвые: 'Встать!'
— Они не встанут! — Прошипел Сери.
— Ты так в этом уверен? — Поинтересовался фантом Цири, за мгновение до того материализовавшийся рядом с Виктором.
— Ты жива?! — Ахнул Сери, явно знавший ее когда‑то. Сюрприз оказался очень эффектным. Не зря Виктор стремился сохранить в тайне тренировки с фантомом, и та на глаза никому особенно не попадалась. Далеко не все эльфы анклава даже слышали о ней. А уж за пределами этого небольшого мирка и подавно. Разве что Зинад дер Диз, но тот честно держал язык за зубами.
— Конечно, нет! — Фыркнула она. — Но послание блаженного Августина меня очень заинтересовало.
Сери ничего не ответил. Просто развернулся и ушел. Прямо в окно телепорта.
Впрочем, надо отдать должное королю — несмотря на этот инцидент, прием продолжился, как ни в чем, не бывало. Хотя определенная напряженность чувствовалась. Да и телохранителей короля в зале стало ощутимо больше. Цири же, несмотря на недовольный взгляд Ализэль, осталась в облике фантома, принимая очень осторожное, но участие в беседах. Виктор посчитал, что ее преждевременный уход может быть воспринят психологически неправильно. Победители просто обязаны были потоптаться на том поле, где разбили врага. Пометить его своим присутствием.
Глава 6
Учеба в 'Белой школе', как называлось местное учебное заведение магического профиля, началась на следующий день после приснопамятного приема Золотой зари. Поэтому Виктор ни свет, ни заря был уже на месте. Нужно же было прикинуть, что к чему. Осмотреться. Однако зря.
Дело в том, что учеба в этом мире строилась по очень странным и непривычным для Орлова принципам. Поэтому, когда началась первая лекция, он уже успел во всем разочароваться. Оказалось, что первые три месяца все поступающие должны определиться, какие направления в магии им интересны. Для чего им читают одну — две лекции в день, каждая по часу от силы, после чего дают массу свободного времени подумать. Но и это еще не все. Дальнейшее обучение строится на связке лекций и практических занятий, идущих обязательно в паре и не более одной такой связки в день. А дабы бедные студиозусы не перетруждались, каждые два — три дня вообще был отдых.
Конечно, для куцего уровня научно — технического прогресса, который наблюдался на этом участке Вселенной, и такое образование было очень недурным. Но Виктор‑то хотел учиться нормально….
Так что, уже на третьи сутки, не добившись ничего внятного от руководства школы, он, волею божественного мата и прочих изящных словес установил для себя персональный режим занятий, который и начал претворять в реальность. Тянуть и ждать у моря погоды он не мог. Враг мог не дать ему искомых десятилетий, необходимых для подготовки по местным методикам.
Ранний подъем. Процедура оздоровления в исполнении Ализэль, наполнявшая его бодростью, свежестью и силой. Двухчасовая тренировка в небольшом парке школы. Лекция, если она вообще в этот день подразумевалась. А потом шли часы самостоятельной работы в библиотеке. Причем не в одиночку, а в компании с Цири и Ализэль. Первая оказалась просто незаменимым поисковым роботом, с изрядной скоростью просматривающей бессистемно сваленные на полки книги в поисках желаемых материалов. А вторая что могла — объясняла. Все‑таки для эльфийки магия была больше факультативом, чем профилем. Как‑никак жрица.
Так и жили. Изо дня в день.
Основной задачей, которую ставил перед собой Виктор в этих 'посиделках', являлась попытка упорядочить общие теоретические представления о магии. Ведь ему предстоял выбор профиля. И нужно было выбрать такой, который станет самым полезным в предстоящих потрясениях судьбы. Поэтому он занимался конспектированием, набрасывал схемы, вел подсчеты и вообще вел себя совсем непривычно для магов в этих краях. Чего только стоят его выкладки по булевой алгебре, с помощью которых он пытался обобщить чудовищную кашу из высказываний и понятий, разбросанных без малейшего порядка по самым разным книгам.
Но вот пролетело три месяца.
